— Не информировать, а требовать надо. Какая сумма?
— Да… нет, Максим Андреевич, я хотел согласовать… включить куда-нибудь… ведь товарищ Мохов, ремонтируя свою квартиру, тоже допустил перерасход.
— Мне нет дела до товарища Мохова… Вычтите из моей зарплаты, — и, не просмотрев документы, Говоров протянул их бухгалтеру. Тот ушел.
«Ну, теперь я должен вызвать его, — подумал Говоров, имея в виду Топольского, на которого жаловался один из начальников участка. — Пожалуй, удобный случай поговорить с ним о Лизе, о нас… Откладывать нельзя».
Он попросил секретаршу:
— Позовите ко мне, пожалуйста, товарища Топольского.
Аркадий, не здороваясь, подошел к столу.
— Чем могу быть полезен?
И, не дожидаясь приглашения, сел в кресло, не спуская прищуренных глаз с Говорова.
Наступило неловкое молчание.
Испытывал ли Максим Андреевич чувство вины перед этим человеком? Да, безусловно, испытывал… И это помешало ему сразу начать откровенный, прямой разговор о личном.
— Аркадий Иванович, строительство столовой на втором участке срывается… по вашей вине. Кроме того, там жилой дом не окончен.
— Я строю стадион.
— Закончите вначале жилой дом! Для этого потребуется всего несколько дней, потом переключитесь на стадион.
— Вы же сами ратуете за то, чтобы в центральном поселке было средоточие культуры, — сказал Топольский, и его губы иронически дрогнули. — Вот я и стараюсь, чтобы люди отдыхали в общественных местах… а не шлялись по лесу… с чужими женами.
Говоров вспыхнул, нахмурился, поднялся с места, остановился перед Топольским. Тот тоже встал.
— Знаете что, — начал спокойно Говоров, и только подбородок его вздрогнул при этом, — можете меня как угодно оскорблять, каяться перед вами я все равно не буду. Ясно?
— Что ж каяться-то? — процедил сквозь зубы Топольский. — Юбка тебя сама окрутила… как за нее не ухватиться… хотя бы украдкой?.. хотя бы на время?
«Если он говорит так со мной, представляю, как он оскорбляет ее», — пронеслось в голове Говорова. Он рванулся к Топольскому, и тот невольно попятился.
— Слушайте, Топольский, вы… пошляк!
Топольский ничего не ответил и вышел, резко хлопнув дверью.
Мария Андреевна виновато посмотрела на Топольского и сокрушенно покачала головой: «Эх, Максим, что ты наделал!»
— Мне надо Степана Петровича.
— Пожалуйста, Аркадий Иванович, — засуетилась Мария Андреевна, обрадовавшись тому, что Топольский пришел не к ней. Провела его в горенку, где сидел Степан Петрович над толстой книгой. Он вскинул очки на лоб.
— Читаю вот… «Степана Разина». Силен был человечище — душа русская, великая… Как здоровье, Аркадий Иваныч?
— Спасибо. Я пришел к вам поговорить об Елизавете, — начал Аркадий, не снимая пальто.
— Жаловаться на жену, значит, пришел?
Топольский сделал протестующее движение:
— Почему «жаловаться»? Советоваться.
— Ну, что ж, советоваться — так советоваться… Только я ведь наперед знаю, что ты обвинять ее будешь, а сам оправдываться. Не то, чтобы оправдываться, а указывать на свои достоинства.
— Вы же меня не выслушали еще, — обиделся Топольский. — Я пришел к вам посоветоваться… Жена уважает вас. Согласитесь, она допустила… она рушит семью!
Степан Петрович нахмурился:
— А ты, братец, уверен, что у тебя… настоящая семья?
— Я во всяком случае, стремился, чтобы у меня была настоящая семья, — сказал сухо Топольский.
— Ни шиша ты не стремился, Аркадий Иваныч! — с горькой досадой махнул рукой Шатров. Он снял очки, захлопнул книгу. — Любишь только себя, милый человек. Я Елизавету не оправдываю. Нет, не оправдываю! Только и тебе надо почаще на себя оглядываться. Я о себе скажу. Хоть и стар, все время живу с оглядкой: правильно ли я сказал то-то жене, вовремя ли помог ей?
— Своего рода семейная самокритика… — иронически заметил Топольский, — она, по-вашему, у меня отсутствует?
— Угу.
— А я скажу: нет. У меня деловой характер, я за честность. — Топольский помедлил: — И не моя вина в том, что жена…
— Я не знаю, беда твоя или вина твоя, но Лизе нелегко жить с тобой… Без радости живете.
Степан Петрович вздохнул.
— Вы по отношению к ней теряете всякую объективность! — усмехнулся Топольский.
— А ты ее давно потерял по отношению к себе!
— Мы, кажется, не поймем друг друга. — Топольский поднялся. — Не буду отнимать у вас время.
— И не надо, братец, не надо. Ничего друг у друга не надо отнимать. Давать надо. И, давая, не жалеть: не передал ли я жене обычную порцию внимания.