Сумерки сгущались. Серел белый камень. Молчаливый и непонятный, стоял за спиной лес.
— Лиза!..
Она шла торопливо, радостно улыбаясь Аркадию. Белое платье шло к ней: Лиза, взволнованная и порывистая, была удивительно хороша сейчас. И оттого, что она сама впервые осознала красоту свою, ей было особенно весело.
Аркадий бросился к ней, но Лиза отстранила его, отступила на шаг. «Неужели не любит? Неужели я ей неприятен?» — Он помрачнел. Сдерживая дрожь в голосе, спросил:
— Лиза, ты меня любишь?
Лиза не ответила. Она долго смотрела себе под ноги на тропинку, потом вдаль, следя за убегающей дорожкой.
— Любишь?
Девушка молча кивнула: «Да».
Аркадий привлек ее к себе, послушную и доверчивую.
Они углубились в лес, потеряв тропинку. Звезды мигали в просветах ветвей. Росистая трава опутывала ноги.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Осень стояла сухая, теплая. Крупными кровяными каплями алела на серо-зеленых мшистых кочках клюква. Падала на ягоду желтая осенняя листва. Но клюквы было так много, что желтая «скатерть» не могла прикрыть спелые ягоды.
Анна Федотовна с Иринкой набрали полные корзины. Присели отдохнуть возле кустиков порыжевшего багульника. И мать и дочь были довольны хорошо проведенным воскресным днем.
Анна Федотовна работала уже не председателем поселкового Совета, а лишь секретарем. Поселок очень разросся, появилось много новых участков торфопредприятия — работы утроилось. А здоровье Анны Федотовны стало хуже, силы не те, что были. Да, кроме того, Анна Дружинина привыкла на жизнь смотреть прямо, не вилять перед ней. Поняла, что знаний у нее маловато, образования настоящего вовремя не приобрела — ну, и нечего хорохориться. Ясно ведь: не под силу быть председателем такого большого поселкового Совета. Народ в Соколовке грамотный — рабочие квалифицированные, не говоря уже об инженерах и техниках. И Анна Федотовна без лишних переживаний и объяснений заявила на исполкоме горсовета о том, что председателем она будет только до следующих выборов. Председатель горсовета пробовал ее уговаривать, но она негромко и коротко заявила: «Нет», что означало — будет так, как она решила.
— В общежитии после занятий-то, поди, в очереди стоите к электрической плитке и с голоду еле на ногах держитесь. Кухарки! — произнесла Анна Федотовна после молчания.
— Как бы не так — «еле на ногах»! — Иринка собрала в горсточку сосновые иголки и сухие листочки, что лежали в корзине поверх ягод. — Ты уж скажешь, мама! Плиток на кухне в общежитии полным-полно! Ну, в крайнем случае, у каждой плитки не больше трех человек.
— Ох ты мне… По три человека! — Анна Федотовна покачала головой и внимательно посмотрела на Иринку. Ей показалось, что щеки дочери несколько побледнели, но она ничего не сказала, не пожалела ее вслух. «Пусть побольше увезет сметаны, яичек, а то заморит себя», — подумала мать.
Перекатывая на изрезанной глубокими линиями ладони крупную ягоду, мать спросила:
— Ну, а Яков-то как устроился? В том же общежитии, где и ты?
Иринка вдруг заметила, что у нее развязался ботинок, склонилась над ним.
— Нет, он совершенно в другом корпусе и на другой улице. Университет имеет ведь два общежития.
Мать поднялась и сказала повеселевшим голосом:
— Хватит, Ирина, отдыхать. Пойдем. Табун, небось, скоро пригонят.
«Не нравится маме Яков…» — незаметно вздохнула девушка. Они пошли по лесной дороге, над которой шатром нависли ветви хвойных и лиственных деревьев. Золотыми пятачками лежали березовые листья, похрустывали под ногами сухие хворостинки. Держа на одной руке корзину, склонившись набок от ее тяжести, Иринка, быстро семеня ногами, шла впереди матери.
Проходя мимо росшей у самого края дороги черемухи, которая редко встречается по опушкам уральских лесов, Иринка ухватила ветку, тряхнула. Дождь желто-красных листьев осыпал ее.
— Озорница, — проговорила мать, любуясь дочерью, и улыбнулась. Но улыбка быстро исчезла, и лицо Анны Федотовны омрачилось. Она ускорила шаги, догнала дочь, пошла рядом с нею.
— Вот что, Иринка… скажи… из-за чего ты с Лизой поссорилась перед отъездом?
— Что-то я не помню, мамушка! Мы ведь с сестрицей вообще-то дружественные народы.
— А ты припомни! — сказала Анна Федотовна строго и настойчиво. — Вы еще в своем разговоре черемуху какую-то трясли…