Да, оставаться в общежитии с ребенком не разрешат, пожалуй, и девушек стеснять нельзя. Должна же она теперь в первую очередь думать о ребенке, а не о себе. Если бросить институт и со второго семестра уехать к матери? Там за ребенком будет хороший уход. Но тут же Лиза представила лицо матери, расстроенной любопытными соседками в Соколовке, ее упрек: «Доучилась. Инженером не стала, а матерью быть поторопилась. И кто ты теперь? И не инженер и не жена. Вдова соломенная…»
Стемнело. Прошла группа студентов. Из их спора можно было понять, что они возвращались из кино.
— Нет, и не говорите, не согласен — игра у этого артиста глубокая!
— А, по-моему, пейзажные съемки куда выразительнее, чем характер воспеваемого тобой героя!..
Аркадий думал:
«Я, конечно, могу отступить от своего решения, причем сделать это с чистой совестью. Не хочет — не надо. Но зачем? Рано или поздно я все равно должен жениться. Лиза моим требованиям, как жена, вполне отвечает. Зачем мне опять ждать: когда-то и кого-то я еще встречу? Тем более должен быть ребенок…»
А Лиза, в сумерках стараясь разглядеть выражение лица Аркадия, спрашивала себя:
«Куда делась наша нежность друг к другу? Я даже понимаю Аркадия больше, чем себя. Может быть, по-своему, по-мужски, как ни обидно, но он прав… Но я… Что со мной-то стало?»
В голове ее пронеслись суровые слова Вассы: «Если ты любила его тогда, значит, любишь и сейчас… Если не любишь сейчас — не любила и раньше…»
«Но, Васса, если даже и так, пусть я увлеклась, настоящая любовь не пришла еще. Но ведь она придет. Может придти. Он — отец моего ребенка. Даже ради ребенка я могу его полюбить. Да и как человека. Он способный, будет талантливым строителем… Он должен широко смотреть на жизнь…»
Лиза посмотрела на освещенные квадраты окон общежития, вздохнула:
— А из общежития не хочется уходить.
— Согласна или нет? — спросил Аркадий, беря ее за руку и пытаясь заглянуть в глаза.
«Ребенок… Ради него». И, не взглянув на Топольского, Лиза ответила решительно:
— Согласна, Аркадий.
Маленький флигель сдавался на лето, к зимним условиям он не приспособлен. Стоял он на отшибе, посреди города. Невольно думалось, что в свое время это была простая русская баня. Полок хозяева, разумеется, убрали, печь-каменку повернули топкой в предбанник. Баня стала комнатой, предбанник — кухней. Во флигеле имелось только два маленьких оконца.
Аркадий обил стены большими листами картона.
— Зимой тепло будет! — сказал он тоном опытного хозяина. Лиза кивнула с ласковой улыбкой. Аркадий уже не казался ей чужим. Лизу трогала его забота о «доме», где будут жить они и их ребенок.
Лиза прошлась по флигельку… Если говорить точнее, она протиснулась между кроватью, взятой напрокат у коменданта студенческого общежития, и расщеленным столом, великодушно подаренным хозяевами. Постояла у оконца, в которое можно было посмотреть лишь согнувшись вдвое. Сердце Лизы сжалось — вспомнились ей огромные окна общежития, вспомнились девушки, с которыми она прожила, деля радость и горе, целых четыре года.
— Что же ты не разбираешь вещи? — спросил Аркадий, вбивая гвоздь для рукомойника.
— Ах, да… — встрепенулась Лиза. И опять ей показалось странным то, что она находится в этом заброшенном флигеле. Зачем она здесь? Вспомнилась мать… она еще не получила письмо и не предполагает, что ее дочь покинула уютное и веселое студенческое гнездо… Лиза наклонилась над чемоданом, одетым в парусиновый с синей каемкой чехол, сшитый руками матери.
Из чемодана она достала два полотенца, небольшую полотняную скатерть. «Наверное, будет маловата для стола…» Но скатерть оказалась как раз по столу и, прикрыв расщелины, придала ему праздничный вид.
— Смотри, Аркаша, а стол совсем преобразился! — сказала Лиза с радостной непосредственностью.
— Угу!.. — согласился Аркадий, выглянув из-за перегородки.
«Что делает сейчас Васса? Наверное, читает перед сном «Молодую гвардию» Фадеева. И не уснет до тех пор, пока не «закроет вторую корку», как она выражается?»
— Аркаша, ты прочел уже «Молодую гвардию»? Из девушек мне там нравится больше всех Уля Громова…
— Нет, не прочел… Мне последнее время было не до книг, Лиза!
Это было сказано не без упрека.
Лиза промолчала. Ее тонкие нежные руки машинально разглаживали полотняную скатерть. Скатерть морщилась: стол был неровный.
Лиза прислушалась. Не слышно московского вечернего шума. Кажется, моросит дождь. Вдруг на крыше что-то резко стукнуло. Аркадий и Лиза переглянулись. Потом послышался монотонный дребезжащий шум.