— Лизушка! Родная кровинушка моя, что ты наделала? Почему материнского совета не спросилась?
Под утро, когда невеселый осенний рассвет робко просочился в окна, Анна Федотовна убрала со стола мокрое от слез полотенце, скомкала его, сунула в нижний ящик комода.
— Нет, дочь, этого я тебе не прощу.
Она постояла, помедлила и неохотно пошла на работу. Впервые в жизни ей не хотелось быть на людях: сил не хватало услышать вопрос, который так радовал ее прежде: «Лиза-то твоя как поживает?.. Учится?»
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В маленьком флигеле на окраине Москвы день ото дня становилось уютнее. Лиза старалась, чтобы жилище выглядело чистым и аккуратным.
На кухонных полочках стояли чайная чашка, стакан, две кастрюльки и алюминиевая сковородка.
По некрашеному полу разостлан узкий половичок, который раньше, свернутый вдвое, лежал у Лизиной кровати в студенческом общежитии. Кровать под светлым байковым покрывалом, столик, два стула — вот и вся обстановка. Да еще — и это было, пожалуй, самое главное для Лизы — книжная полка.
По просьбе жены Аркадий устроил эту полку, прикрепив к стене длинную доску. На ней стояли учебники мужа и жены, художественная литература и другие книги.
Медленно, с трудом привыкали друг к другу Аркадий и Лиза. Аркадий казался ей противоречивым и непонятным. Он то трогал ее заботой о доме, лаской, то отталкивал неожиданным равнодушием.
Лиза часто расспрашивала Аркадия о его детстве, о семье. Он рассказывал охотно.
…Главой большой крестьянской семьи был отец, грубоватый, властный. Жена подобострастно подчинялась ему. Вначале она боялась, что муж — а он был красивее и моложе — бросит ее. Потом пошли дети — она успокоилась, опустилась: столько детей — никуда теперь не денется.
Иногда Аркадию было обидно за мать, но она не жаловалась… И мальчик решил, что взаимоотношения родителей вполне нормальны и что в каждой семье должно быть именно так.
Ребят было много. Их любили, но никаких праздников им не устраивали, подарков не дарили. Бывало, отец заикнется о том, что Аркашка неплохо рисует и надо бы парнишке купить краски, но мать убеждала: «Ладно, вырастет и так… нечего деньги по ветру разбрасывать… Надо тебе вон шапку новую справить, а то прежняя совсем рыжая стала».
Однажды отец пришел домой под хмельком, в хорошем настроении, принес матери подарок — синий сатин на кофту. «Сшей, мать».
А через несколько дней Аркадий увидел, как хмуроватый смущенный отец надевал рубашку-косоворотку из синего сатина. Не радовала отца эта рубашка: приятнее было бы ему видеть на жене новую кофту… Но что делать, раз жене так нравится? Пусть будет по ее. Больше отец не делал подарков матери.
Аркадия в семье не баловали, но выделяли, потому что он учился лучше остальных.
Однажды Аркадий нечаянно подслушал, как мать сказала отцу: «Аркашка головастее всех у нас с тобой. И обличьем краше». Отец тогда, помнится, в ответ довольно крякнул: «Оно, пожалуй, верно. Далеко шагнуть парень может».
Рассказывая об этом сейчас Лизе, Аркадий спокойно заметил: «Мне запомнились слова отца. Они наложили на меня своего рода обязательство… И я верю в себя. Что тут зазорного! Без веры жить — лучше совсем не жить…»
Лиза слушала Аркадия и вспоминала свое собственное детство.
…Лизу и Иринку, одетых в теплые шубки и закутанных в пуховые платки, мать ведет из бани Приходят домой. Вместе с ними в дом врывается облако морозного воздуха и в уютном домашнем тепле сразу тает. Пока мать развязывает платки на дочерях, девочки не замечают отца, а потом обе враз бросаются к нему. Их восторгу нет предела. Еще бы! Отец — большой, плечистый — растянулся на пестрых дорожках домотканых половиков, а перед ним пляшут — да так лихо! — две куклы: одна Лизина, другая Иринкина. Мать скупо улыбается отцу: «Вот тоже мне, большой ребенок!» Но и она довольна.
Пока мать мыла дочурок в бане, Георгий Тимофеевич привязал к куклам черные нитки, перекинул их через брус полатей. Черные нитки при свете керосиновой лампы были незаметны, и казалось, что куклы пляшут сами.
Сколько радости было у девчушек тогда!..
Невольно сравнивая свои воспоминания с рассказами Аркадия, Лиза начинала оправдывать и жалеть его: он просто не знает, какое это счастье заботиться о близком человеке, не может пока этого понять.
Лиза вставала очень рано, готовила немудреный завтрак, убирала в комнатке. На все это уходило немало времени. Потом садилась заниматься. Но заниматься приходилось недолго. Нужно было спешить в институт. А чтобы добраться до него, необходимо выезжать за полтора часа из дому. С каждым днем Лиза уставала все больше. Тошнота прекратилась, но началась нестерпимая изжога. Лиза старалась переносить недомогание бодро. Ее отяжелевшая фигура даже и сейчас не потеряла прежней подвижности. Только лицо похудело, осунулось.