— Ну, а ты как себя чувствуешь?
— Спасибо, Боря, тоже хорошо…
Начался оживленный разговор о дипломах, о местах назначения на работу, обо всем, что может волновать «без пяти минут инженера».
— Да, Лиза, как у тебя диплом? Я имею в виду, в какой стадии он… — спросил Боря.
— Пишу…
Васса вздохнула и своим грудным красивым голосом вдруг тихонько запела:
— Перестань, Васса! Нашла время петь, — поморщился Боря. Видно было, что он искренне волнуется за дипломную работу Лизы.
Васса усмехнулась, и ее широкие брови-крылышки взметнулись вверх.
— Не волнуйся, Боря, диплом Лиза напишет, а как и когда — это ее дело… Зачем спрашивать? Важно, что напишет и защитит… Верно ведь, Лиза?
Лиза кивнула. Как она была благодарна подружке! Ведь, наверное, Борька полез бы со споим сочувствием, стал бы расспрашивать, как и что… И вдруг бы она расплакалась… Зачем это нужно? А Борьку она знает: молчит-молчит, а потом возьмет, да и выскажется. Он, конечно, раньше всех заметил, что настроение у нее за последнее время не из веселых.
В сенцах послышались шаги. Вошел Аркадий, поздоровался с Вассой и Борисом, взглянул на Лизу.
— Что-то мы нос повесили? — И вдруг, очевидно, вспомнив свой недавний разговор с Лизой, спросил: — Уж не на судьбу ли свою жалуешься?
— Ну, что ты, Аркадий! — не без смущения сказал Борис. Васса с заметной иронией посмотрела на Аркадия.
— А жену-то все-таки ты еще плохо знаешь, Аркадий Топольский.
— Поживем подольше, узнаем побольше, Васса Остапчук, — в тон ей ответил Аркадий.
Атмосфера непринужденности с приходом Аркадия исчезла.
— Давайте пить чай! — с деланным оживлением предложила Лиза и бросила в кастрюлю с кипятком щепотку чаю. — В хозяйстве чайника еще нет, не обессудьте, — расставила два стакана, чашку и кружку, пошутила: — А ведь честь честью получается: мужчины пьют из стаканов, женщины из чашек.
Потом Лиза принесла все, что у нее было в запасе: кусок колбасы, немного сливочного масла и три кусочка сахару. Как ей хотелось угостить друзей по-настоящему! Но был еще первый послевоенный трудный год.
Разговор за столом не клеился. Борис вдруг ни с того ни с сего заговорил с Аркадием о политике. Аркадий не в меру серьезничал и высказывал свои суждения безапелляционным тоном.
Васса молча уплетала бутерброд с маслом, насмешливо глядя на молодых людей:
— Ну и скучные же вы, мальчики! Мы ведь газеты тоже читаем. Давайте лучше о чем-нибудь другом… Лиза, я съем еще колбаски?
— Вот чудачка! Еще спрашивает! Кушай, сколько хочешь. — Лиза была рада, что Васса у нее дома впервые пьет чай. Сама она, как ни заглянешь к ней в общежитие, обязательно начнет кормить, в карманы яблок натолкает.
— Боря, а ты что не пьешь чай? Остынет ведь…
— А, я сейчас! — И Боря залпом выпил уже остывший чай.
— Аркаша, и ты пей, — попросила Лиза.
— Ладно, — вяло произнес Аркадий.
— От мамы получила письмо? — спросила Васса.
Лиза утвердительно кивнула.
— Сухое письмо… черствое, — проворчал Аркадий. — Удивительно, как это мать может писать такие письма, — одни укоры.
Васса промолчала.
А Боря, поднимаясь из-за стола, негромко сказал:
— Матери, наверное, трудно, Аркадий. — Он что-то уж очень долго отыскивал на вешалке свою шапку и некоторое время поэтому стоял спиной к товарищам: — И надо понять это. Васса, ну пошли, времени одиннадцатый час!
Гости ушли. Лиза начала убирать со стола посуду, Аркадий развернул газету.
— Аркадий, прочти что-нибудь вслух…
— Но ведь ты сама, когда уберешь посуду, можешь посмотреть газету.
Лиза стояла против Аркадия, держа в руках чайную чашку. И вдруг поняла, что она сейчас может бросить чашку на пол, раскричаться громко, с плачем. Рука, державшая чашку, дрогнула.
— Ты же прекрасно знаешь — после того, как я уберу посуду, мне нужно подшить воротничок к твоей гимнастерке. Видите ли, сам пришить ты не можешь — теперь у тебя есть жена. Но газету же мог прочесть, если тебя об этом просят.
— Да, жена у меня есть, — улыбнулся Аркадий, не отрываясь от газеты. — Правда, очень строптивая. Кстати, что ты от меня хочешь?
— Чтобы ты иногда помогал мне.
— Ты, пожалуй, права. — Аркадий отложил газету и стал помогать жене. Делал он сейчас это весело — совсем не так, как утром чистил картошку. И у Лизы на душе потеплело. Были забыты все обиды, даже боль от маминого письма утихла, стало стыдно за свою недавнюю вспышку.