— Ну, знаешь, Елизавета… — рассердилась младшая сестра: — «Вертишься»! Как бы не так…
— Аринушка, не спорь! Бывает, что греха таить.
Иринка отвернулась, сделав вид, что следит за полетом воробья.
Некоторое время сестры сидели молча.
Потом Иринка, угадав мысли сестры, спросила:
— Как ты думаешь, Лиза, поправится папка? — и, не дожидаясь ответа сестры, быстро сказала: — Я думаю, что он выздоровеет.
Лиза промолчала.
Из дома вышла мать. Она прошла мимо дочерей, сняла со стены у крыльца коромысло, взяла ведра. Глядя на мать, Лиза подумала: «Странный все-таки человек — мама. И почему бы ей не сказать, что нужна вода, что нужно сделать то и то. Мы бы с Иринкой наперебой бросились. А она молчит, и мы не знаем… как лучше…»
Лизе стало совсем грустно: «Когда несчастье в доме, все сближаются… живут дружнее, а у нас в семье наоборот — мама словно отдалилась от нас».
За частоколом покачивались высокие кусты малины. Каждый куст еще ранней весной руками отца был аккуратно подвязан к высокой палке. Кое-где на кустах алели поспевающие ягоды. Лиза взяла в сенях маленькую корзиночку, с которой часто бегала в детстве за земляникой.
— Пойдем, Иринушка, поищем спелых ягод для папы.
Боязливо шептались малиновые кусты, бесшумно покачивалась гибкая рябина, росшая по другую сторону частокола, на улице. Рябинка была совсем молодая и тонкая. В этом году она впервые зацвела.
Лиза взглянула на небо. Оно, лазоревое и безоблачное, раскинулось над Соколовкой, как бы опираясь краями на дальние вершины леса. Вот таким же безоблачным, радостным было детство Лизы. Пронеслось оно и никогда уже не вернется. Наступила тревожная юность.
Лиза вспомнила своего дорожного спутника-лейтенанта. После сцены в роще он извинился, весь остаток пути был внимательным и безукоризненно вежливым. Много рассказывал об архитектуре виденных им городов. Но мы, говорил он, после войны будем строить еще больше и лучше. Это несколько примирило Лизу с ним. Расстались дружески.
«Но все-таки… — девушка усмехнулась, — какой он самоуверенный!» И опять подумала об отце. Был бы он здоров, Лиза, привыкшая делиться с ним всеми своими помыслами, непременно бы рассказала отцу о встрече в поезде. «Ах, папа, как же это так? Неужели?..»
Беспомощной и неуверенной Лиза представляла себя без отца.
Было только три часа дня. В больницу нельзя идти раньше шести. Лиза решила навестить Шатровых.
Их небольшой дом стоял на соседней, улице.
Семьи Дружининых и Шатровых были связаны старинной дружбой. Несмотря на то, что Георгий Тимофеевич на несколько лет моложе Степана Петровича Шатрова, они — давнишние приятели. Дружба крепкая, с юности, очевидно, перешла к ним от их отцов, а к отцам — от дедов, вместе в молодости приехавших «за счастьем» на Урал из центральной России. Георгий Тимофеевич и Степан Петрович вместе работали в плотничьей артели. Оба слыли заядлыми охотниками и рыболовами.
…Степан Петрович Шатров был дома. Во дворе на верстаке он выстругивал короткие, одинаковой длины палочки, напевая что-то. Лиза протянула ему руку. И на мгновение почувствовала себя совсем девчушкой: ее рука утонула в большой широченной ладони Степана Петровича. Высокий, косая сажень в плечах, с черной в завитках бородой и густой шапкой кудрей, с глазами, светившимися добродушием и умом, Степан Петрович невольно вызывал симпатию. Глядя на него, Лиза часто думала: «Прямо русский былинный богатырь».
Бывало, целые выходные дни проводили в лесу Георгий Тимофеевич и Степан Петрович.
Георгий Тимофеевич любил читать исторические книги. Все прочитанное он передавал Степану Петровичу. И они рассуждали о событиях под Полтавой, о битве на реке Калке, о войнах Ивана Грозного. Потом говорили о боях на Халхин-Голе, участником которых был Георгий Тимофеевич, о войне с белофиннами, разбирали все батальные события по косточкам, спорили и неизменно приходили к одному выводу: слава русского оружия неувядаема.
«Кто к нам с мечом войдет», — гремел на весь лес голос Степана Петровича, — «…тот от меча и погибнет!» — подхватывал торжественно и грозно Георгий Тимофеевич. И в тот же миг из-под самых их ног, ну всего лишь в одном-двух шагах, вылетала птица. Друзья досадливо махали руками: опять заговорились, упустили дичь… Некоторое время они молчали, немножко сердясь друг на друга и стыдясь того, что забыли самое главное в охоте — осторожность…
После долгих часов и многих пройденных километров охотники часто возвращались ни с чем. И все-таки шли домой удовлетворенные: опять вдосталь наговорились, надышались лесным воздухом.