…Крепко тосковал Степан Петрович сейчас по своему другу, тревожился за его здоровье. Сам был в больнице вчера, видел… Плоховат Тимофеевич.
Шатров положил в одну кучку выструганные палочки, придвинул к ним четыре колесика. Лиза поняла, что он делает тележку с высокими перильцами. Только что начинающий ходить ребенок, держась за такую тележку, делает первые неуверенные шажки.
— Для шестого? — спросила с улыбкой Лиза, кивнув на заготовки тележки.
Степан Петрович махнул рукой:
— Да нет, Лиза, теперь уж для внука, для Ольгиного Мишутки. — Темные глаза Степана Петровича улыбнулись. — Говорил я своей Борисовне, что нам без шестого ребятенка тоскливо, а она не согласилась.
Шатров спохватился: «Такие-то речи да молодой девушке…»
— Идем, идем в дом. Борисовна, принимай дорогую гостью — невестку!
— Степан Петрович, что вы!.. — смутилась Лиза.
— Дело говорю, Елизавета Георгиевна… Вернется наш Юрий Степанович, мы и разговаривать не станем с ним, — свадьбу, да и все!
Из комнаты выскочила черноглазая, невысокая и сухонькая Вера Борисовна.
— Ой, Лизочка, милая моя девонька! — захлопотала она. — Да как я не видала, когда ты вошла к нам во двор-то?
— Борисовна, мечи на стол все, что есть! — гремел Степан Петрович.
Был он излишне шумлив и весел. И Лиза, и Вера Борисовна знали почему: хочется ему расшевелить и подбодрить Лизу. Она же то и дело посматривала на часы, словно стараясь взглядом подтолкнуть маленькую стрелку к шести.
Степан Петрович провел Лизу в горенку. Дом Шатровых был невелик, но вещи, мебель в нем расставлены так, что, по выражению самого Шатрова, «зря не пропадал ни один вершок жилплощади». Старомодный шкаф для платья отступил за круглую железную печь, два стула, не однажды ремонтированные, также были придвинуты в угол, подальше от окон. На переднем плане, занимая почти полстены, красовался новенький, наполовину остекленный книжный шкаф. Он не пустовал. Ровными рядами, тесно прижавшись друг к другу, стояли книги в разнообразных переплетах. И новые, и очень зачитанные — все в строгом порядке. Видно было, что здесь книгу любили. Шкаф был гордостью Степана Петровича. По просьбе старших детей он собственноручно смастерил его. Поглаживая полированную стенку шкафа, Шатров сказал:
— Недавно Ольга из Москвы привезла несколько книг Алексея Максимыча. Теперь он у нас в полном сборе.
Лиза присела на диванчик, выгнутая спинка которого обита веселым ситцем. Перед диванчиком стоял большой круглый стол. Он выглядел громоздким в этой горнице, но для многочисленной семьи Шатровых был только-только впору.
Много раз длинными зимними вечерами Лиза сидела за этим столом. Здесь две дружные семьи встречали Новый год, праздновали 1 Мая и 7 Ноября. За этим столом Лиза и Юрий нередко готовили уроки.
«Юра… Каким же ты вернешься домой? По-прежнему застенчивым, скромным, с ясными глазами? Или станешь похожим на самоуверенного лейтенанта Топольского?.. — мелькнула у Лизы мысль, и снова прежнее: — Отец… Как он? Неужели ему не будет лучше?»
— О чем задумалась, Лизушка? — широкой тяжелой рукой Степан Петрович ласково, по-отцовски коснулся Лизиного плеча.
Девушка улыбнулась:
— Да так… обо всем понемножку, Степан Петрович.
— Думать можно, а унывать нельзя. Понятно?
— Я и не унываю.
— И правильно, — сказал Шатров, взгляд его стал серьезным, потом он негромко и твердо добавил: — Не унывать… что бы ни случилось…
Он быстро отвернулся, коснулся рукой не то глаз, не то бровей.
В смежной комнате хлопнула дверь, раз, другой, третий, послышался топот босых ног. Из-за кухонной перегородки раздался голос Веры Борисовны, что-то наказывающей детям. Тотчас же снова началась беготня: опять хлопнула дверь в сени, потом скрипнули ворота огорода, послышалось встревоженное кудахтанье кур.
Лиза не могла сдержать улыбки. Она знала: если в доме Шатровых начался веселый переполох, значит, семья готовит свое излюбленное летнее блюдо — окрошку. Всегда уж так бывало: кто-нибудь из ребят стрелой мчался в огород за зеленым луком, укропом, свежими огурцами, другой спускался в погреб за сметаной и холодным квасом; третий, если не оказалось в кухонных арсеналах яиц, лез на сарай и, спугивая с гнезда курицу, брал яйцо, снесенное ее предшественницей.
Степан Петрович снял с комода старинный альбом в зеленом бархатном переплете.
— Своих воинов хочу тебе показать.