— Странно, — задумчиво заметила Лиза. — А мне всегда казалось, ты работаешь с огнем, увлеченно. Аркадий, да ты, может быть, не понял еще себя? Ну, как можно не находить удовлетворения в том, что делаешь для людей? Ведь разве может человек спокойно работать, если у него нет крыши над головой? А ты создаешь ему светлое, удобное жилье. Если бы ты знал, как рабочие на участках ждут каждый дом.
— Чудачка! — со снисходительным смешком проговорил Аркадий. — Да я разве против строительства вообще? Если хочешь знать, меня интересует высшая строительная теория. И ты, пожалуйста, не отговаривай меня.
— Хорошо, не буду, — спокойно сказала Лиза… — И все-таки выслушай меня. Сидеть, заниматься, не поднимая головы от стола, ты еще успеешь. У тебя много будет таких вечеров. А я, может быть, больше не заговорю о том, о чем сейчас хочу сказать.
— Ну, что ж, говори, — согласился Аркадий. — О себе, конечно? Я охотно послушаю.
— Нет, о тебе.
— Совсем интересно!
Не придавая значения его снисходительному тону, Лиза начала с вопроса:
— Аркадий, ты твердо решил, что инженер-строитель — это для тебя не то?
— Да! Знаешь, когда я учился в средней школе, мне математик говорил: вы с математикой обращаетесь виртуозно. Из вас выйдет прекрасный инженер. А историк советовал по социальным наукам, пророчил мне профессорство. И, может быть, оно — мое истинное призвание, кто знает.
— Ты должен знать.
— Стремлюсь.
— Видишь ли, Аркадий, дело не в профессорстве.
Аркадий быстро взглянул на жену, и она тотчас же догадалась, что он подумал о ней: «Однако ты, милая, не очень болеешь за мужа. Тебе, кажется, все равно: будь он ученым или кочегаром».
Аркадий подошел к дивану, прилег головой на круглый столик.
Мечтательно воззрившись в потолок, сказал:
— Я не обижаюсь на тебя за то, что не веришь в меня… Но поверишь, Лиза, бывают люди с крыльями и без крыльев… Ты усмехаешься, я вижу…
— То, что ты говоришь, Аркадий, старо, поверь.
— А я ведь и не собираюсь открывать Америк, Елизавета Георгиевна. Я повторяю только старые истины… на новый лад.
— Себя ты относишь, разумеется, к категории крылатых?
Аркадий приподнялся на локте, черные, близко поставленные глаза сверкнули:
— Да! — Потом добавил: — И ты — тоже… С полетом!
Лиза, перекидывая через плечо косу, покосилась на спину.
— Нет, не вижу крыльев. — Она развела руками, засмеялась: — Увы, не выросли!
Аркадий пожал плечами, вздохнул, отошел к столу.
— Дело твое, что ты обо мне думаешь… Время на моей стороне. Я сам-то знаю, Аркадий Топольский на кое-что способен!
— Я вовсе не отрицаю твоих способностей, Аркадий. Я верю в них. Но только хочу сказать, что каждый человек должен за то дело браться, которое волнует его, без которого он не может жить. Иначе лучше не берись.
Лиза придвинулась к мужу:
— Аркадий!
Это вырвалось у нее так тоскливо, что Топольский встревожился. Спросил ласково:
— Что, Лиза?
— Мы не так живем, Аркадий.
За окном мимо дома прошел человек, отчетливо проскрипел снег под его шагами.
— Почему не так?
— Не хватает чего-то между нами…
— А… — усмешка скользнула по лицу Топольского, — характерами не сошлись. Нынешние разводы этим обычно объясняются. И как же мы «не так живем»? Объясни.
— Не пойму еще, не знаю, как тебе объяснить, но не так.
Лиза задумалась.
Аркадий поднялся с дивана, опять сел к столу:
— Нет, это поистине интересно. Живут двое людей. Один доволен своей жизнью, женой. Другая — ни жизнью, ни мужем. — Он откинулся на спинку стула, уставился в потолок: — Если бы я… таскал сковородки из кухни в комнату и обратно, стирал бы твои чулки, словом был бы под башмаком, тогда…
— …тогда ты мне надоел бы на другой же день.
— Друг мой, в чем же причина, если не в «сковородках»? Ведь только сейчас ты меня точила за то, что у тебя нет времени, что тебе, как работающей женщине, трудно.
— Знаешь, Аркадий, если бы у нас были другие отношения, мы бы не спорили и о «сковородках»… Как-нибудь бы уже решили эту «проблему». Дело в другом…
— Я считаю, — упрямо и уже зло сказал Аркадий, — наличие семейного конфликта у нас все-таки — в «сковородках».
— А я считаю — в отсутствии понимания.
Степан Петрович Шатров стряхнул у порога с широких плеч и бороды снежную пыль, снял старомодную теплую шапку с бархатным верхом, мохнатую собачью доху.
Максим Андреевич искренне обрадовался его приходу.
Он сидел в своем маленьком кабинете, стены которого были заставлены стеллажами с книгами, и настраивал радиоприемник.