— А что такого в крысах и собаках, спросишь меня ты. Оба не бойцы. Оба худы и плохо сложены. Оба книжные червяки, умны каждый по-разному. Какая с них польза?
— Бать, ты о чем вообще? — сам не ожидая от себя, я взорвался за долю секунды. — Это друзья. Они сэкономили мне два дня жизни, которые я реально был готов провести в Осаке, бегая за главой оммёдзи и пытаясь вытрясти из нее каплю крови, просто доставив требуемое прямо на дом. А ведь иначе как прихотью это было не назвать. Важной тогда для меня, но тем не менее. Когда я от отходняка после печатей свалился, меня на собственных руках в лазарет отнесли. Так и таскали несколько дней, пока я в себя не пришел, чтобы на своих ногах передвигаться. Когда мне нужно было срочно вбить полную башку знаний невесть какими способами, они были готовы на меня сверху сесть, чтобы я из-за учебников не вставал. Потому что знали: для меня важны и школа, и результаты тестирований. Когда меня анонимно позвали черт-те куда, чтобы там цинично распотрошить на много маленьких кощейчиков, то обоим этим книжным червякам пришлось доступно объяснить: не суйтесь, вам туда не надо, это явно не ваша война. Однако же и помощь позвали, и сами на периферии ошивались, отойти не могли. Ещё и Томоко вытащили, которую ее собственная самоуверенность чуть не сгубила. Какая блин польза, ты что? Друзья не для того, чтобы их использовали. У меня их не слишком много, сам знаешь, но я как-то уже начинаю понимать, зачем они нужны и… и как самому быть другом.
Отец слушал мою горячую речь, не перебивая. Он ценил открытия в жизни любого существа и знал, насколько важно ими делиться.
— В твоем возрасте очень многих этих вещей я ещё не понимал, и это порядочно отравило мою дальнейшую жизнь, если честно, — внезапно произнес отец. — Я рад, что ты решил не собирать мои грабли. Танцевать на них, поверь мне, неудобно. Так вот…
Он вкратце рассказал мне о настоящих силах недзуми и инугами. Я слушал, широко распахнув глаза. В мою картину мира это плохо помещалось.
— А они сами знают? — задал я очевидный вопрос.
Он неопределенно помахал ладонью.
— Видишь ли, знать, изучать и применять — очень разные вещи. Вот ты кем хочешь быть, когда вырастешь?
— Собой, но выросшим, — среагировал я.
— Удобная позиция, если ты фаталист и тебя ведет Навь, — согласился отец. — А они хотят быть главой клана, например. Или крутым шиноби. Или вообще библиотекарем, и ещё чтобы от них отстали. Видишь разницу?
— Вижу. Я есть я, а они определяют себя через роль или выполняемую функцию. А что из этого имеет смысл?
— Разумеется, всё одновременно и ничего из этого, — развел руками папа.
По итогам разговора нам обоим стало ясно, что иметь в заначке несколько десятков тысячелетних артефактов хорошо, но есть вариант куда лучше.
Ханаваро встряхнул головой. В России рефлексия невиданной силы буквально прибивала его к земле — и намного чаще, чем хотелось бы. С чем это связано? Может, просто появилось время на себя?
Я махнул чашкой, привлекая внимание. Он вынырнул из мыслей и вместе со мной пошел в гостиную.
— Не садись, — предупредил его я, видя, как он прицеливается на кресло. Из-за шкафа высунулась длиннопалая батькина рука и показала, куда нам.
Мы вошли в сокровищницу. Зажегся складской свет. Челюсть моего спутника отвалилась и так и осталась.
В сокровищнице было весело, тут я полностью согласен. Мы шли мимо вековых сундуков, снабженных пометками, современных ящиков и транспортировочных контейнеров. Бирки гласили, сколько в них золота и в какой оно форме. Слитки, слиточки и унции. Украшения, актуального внешнего вида и совсем антикварные. Монеты, обычные инвестиционные и царской чеканки, деньги разных стран…
— А можно глянуть? — подобрав наконец челюсть, изъявил желание недзуми.
— Да пожалуйста, — я открывал сундуки, сундучки, сундучочки и контейнеры разной степени крепости. Желтый, белый и красноватый металл сиял в тусклом свете производственных ламп.
— Вот это, как по мне, куда интереснее, — Кощей подозвал нас к особо вычурному сундуку. Из-под распахнутой крышки сияли ожерелья с драгоценными камнями. — Я как-то к желтому золоту равнодушен, а эти блестяшки прям по душе. Изумрудики, сапфирики, рубинчики, алмазики, бриллиантики, по стоимости вроде и скромны, но знающие люди за них куда дороже дают.
Я впервые увидел в отце того самого Кощея из сказок. Только чах он не над златом, а над блестяшками. Воистину, каждому свое.
— Насмотрелись? — получив кивки, отец закрыл любимый ящик. — Нам дальше.
Мимо тянулись стеллажи с артефактами. Лепреконий золотой занимал почетный коробок из прозрачного свинцового стекла. Полки были завалены то полезными вещами, сложенными в коробки и контейнеры, то всяким хламом марки «может, пригодится». Банка чешуи с драконьей задницы, нервущиеся шнурки для омоновских берцев, расколотый пополам золотой персик размером со среднюю дворовую собаку, узловатая волшебная палочка мрачного вида, коробки фотоальбомов, перья неясного происхождения, прямо стопкой воткнутые в китайскую вазу…