Сэнсэй не произносил ни слова, но иногда кто-то из учеников хватал блокнот, записывал что-то на первой попавшейся странице и снова концентрировался на размахивании учительской конечностью. Что здесь происходило — оставалось загадкой. Кажется, в эту секту идти не надо.
По соседству через две стены сидел клуб ораторского искусства и современной музыки. Именно так мне его описали, в результате чего я захотел посмотреть, как одно совмещается с другим, а главное — зачем. О да, это стоило внимания. Куратор клуба был очень занят чтением буддийских мантр вслух и, судя по секундомеру в руке старшего ученика, разогнался уже где-то до пяти слов в секунду. Как только он делал заметную паузу для вдоха, весь клуб забывал японскую национальную сдержанность и буквально взрывался восторженными воплями и аплодисментами. Шумно здесь было, как на небольшом концерте.
— Изаму-кун, а, собственно, нахрена?
— Да всё просто. Это, по сути, демонстрация дуэльного искусства оммедзи. Ты еще их чемпионаты не видел. В последний раз эти ребята выступали на культурном фестивале и устроили рэп-баттлы заклинаний. Поставили очередные незарегистрированные мировые рекорды и разбросали кучищу бумажных печатей, которую забыли убрать, потому что пошли праздновать в ближайшую цукеменную. Там, к слову, выпили всё чили-масло прям из бутылочек, продолжили баттл, побили еще один рекорд и только потом угомонились.
Напоминание о еде прозвучало грустно. Я предпочел бы более физическое воплощение, посему этот клуб тоже забраковал. Изаму хитро на меня глянул, но ничего не сказал. Кстати, выглядит он жилистым. Наверняка тоже ест как медведь и по-любому знает место, где можно поужинать по-человечески. Все-таки я слишком русский — вот, уже медведей поминать начал. Котлеты из них ничего такие, кстати.
На уроке математики не произошло ничего, что стоило бы внимания. К счастью, цифры и математические обозначения умеют обходиться без иероглифов. Линейка пролежала в сумке до конца занятия, а я исполнился мысли, что не так уж и туп. Под занавес случилась современная литература, и я небезосновательно ожидал, что мне придет пипец. Все до единой прочитанные мной книги были русскоязычными изначально или хотя бы переведенными на мой родной язык. Я ни разу в жизни не удосужился осилить ни единой даже самой коротенькой истории, которая не была бы переложена или адаптирована. «Говорил мне дедуля: читай, Костя, побольше, — бухтел я на себя, спасая самооценку. — Читай, блин, а не упрощай задачи. Нет, надо ж было обязательно выпендриться, что басурманский не интересует. Скажи еще кому-нибудь, что английский до сих пор не выучил. Поржут, обзовут, что я бака». К счастью, преподавателя больше интересовали синие занавески в трудах кого-то из современных писателей. Кажется, мое появление в классе для учителя вообще осталось незамеченным, поскольку я не был ни синим, ни занавеской.
После уроков, ощущая порядочную вымотанность, я направлялся к воротам в компании молодого инугами.
— Изаму-кун, а я заметил, что парень за соседней партой за все пять уроков ни слова не произнес, его ни разу не спросили, как будто его и нет вовсе.
— А, эта мышь некормленая? Ханаваро Кавагути. Он недзуми.
— Почему мышь?
— Я же сказал: недзуми. Грызун, крыса. С ними осторожничают. Очень сильные кланы торговцев информацией. Могут просочиться буквально куда угодно, узнать что захотят. Они становятся свидетелями самых странных дел, постоянно появляются там, где их никто не ждет, и потом почему-то становятся богатыми и влиятельными, даже если изначально были бедными как церковнослужители.
До меня не сразу дошло, что Изаму шутит, пытаясь перевести на японский наше типичное выражение «беден как церковная мышь». Юмор я оценил. Кажется, Изаму забавляло смотреть, как я улыбаюсь.
— На самом деле что до Ханаваро-куна, я бы советовал его со счетов не снимать. Он школьный ботан высочайшего уровня. Если у тебя затруднения буквально с любым предметом, он может помочь, однако же его социализация — удивительное дно для обычно общительных и ловких недзуми. Вечно витает где-то в своих мыслях, а если о чем-нибудь его спросить — так ощущение, что он сначала переводит с японского на какой-то собственный язык, после этого отвечает в своей голове на этот вопрос на нем же, потом переводит обратно на японский, и уже в конце операции ты можешь услышать от него ответ. И то, если честно, я его не всегда понимаю. Тебе так вообще, наверное, конец настанет.