— Тара.
— Я устала, — ответила я. — Я не знаю, зачем ты здесь.
— Нет, знаешь. — Она встала со стула, ножки заскрипели по пожелтевшему кафелю. — Как все прошло?
Вздохнув, я остановилась в центре коридора и откинула волосы с глаз.
— Он не умер. — Затем я попыталась снова сбежать.
Она остановила меня.
— Тара. Давай поговорим.
— Звучит хуже, чем лекция тети Лорел о важности подбора цвета молитвенных платков для церковного базара.
— Я серьезно, — сказала она, покрутив бокал с вином, прежде чем сделать большой глоток. — Это важно.
Это действительно было важно.
Именно поэтому было так больно. А когда мне что-то причиняло боль, я избегала этого, вместо того чтобы разобраться. Я отвлекала себя блестящими, красивыми вещами, стремясь заглушить страдания и двигаться вперед, сосредоточившись на чем-то другом. У каждого свои механизмы преодоления. Мой служил мне достаточно хорошо.
Но я узнала этот тон. Она не собиралась сдаваться. Она последует за мной в спальню и попытается образумить меня, пока я мечтаю о том, как заберусь под одеяло и проснусь уже завтра, когда мама не будет нависать надо мной, пичкая родительской мудростью.
Я вздохнула и повернулась к ней лицом, на моем лице застыла маска раздражения.
— Мне двадцать лет. Мне не нравится, что ты появляешься в моей квартире без приглашения.
— Ты дала мне ключ.
— Для экстренных случаев.
— Это и есть экстренный случай.
Мои глаза сузились.
— То, что папа трахает мою лучшую подругу — это не чрезвычайная ситуация. Это поразительное отсутствие здравого смысла с его стороны, и мне не хочется повторять это в миллиардный раз. Я устала. Пожалуйста, уходи.
Она смотрела на меня проницательными карими глазами. В них было тепло. Так было всегда, независимо от того, какие грубые слова слетали с моих губ. Какой бы невыносимой я ни была. Она всегда была теплой и мягкой. Успокаивала так, что я теряла свой запал, и мне хотелось броситься в ее объятия, невзирая на мой гнев или горечь.
У Галлеи этого не было. До тех пор пока она не стала жить с нами.
Мне было трудно представить себе жизнь без такой мамы, как моя, и именно это заставляло меня брести вперед, сдаваясь, и пытаться снять с плеч эту тяжесть.
— Я пыталась, — пробормотала я. — Я пыталась понять. Принять. Но это кажется невозможным.
Улыбка коснулась ее губ, когда она жестом пригласила меня за стол.
— Садись.
Я уныло вздохнула и направилась в сторону кухни. Где мое внимание привлекло что-то, лежащее на столе. От чего я стиснула зубы, сжала кулаки, а сердце забилось с бешеной скоростью.
— Где ты его нашла?
Она посмотрела на него.
— Он уже два года пылится у тебя под кроватью.
— Это мое.
— Ты его смотрела?
Я сглотнула, складывая руки на груди.
— Нет.
— Почему?
— Это не имеет значения. — Кислота подкатила к горлу, а по коже побежали мурашки. — Я посмотрю, когда буду готова. Не тебе это решать.
— Я посмотрю его вместе с тобой. Может, это поможет.
— Поможет с чем? — Я насмешливо фыркнула. — Там внутри машина времени? Ты можешь стереть последние несколько лет?
Мама села обратно и жестом указала на пустой стул рядом с собой, отставив бокал с вином.
— Машина времени не нужна. Стирание прошлого не принесет нам никакой пользы. Если бы из любых передряг можно было легко выбраться, мы были бы хрупким, самодовольным видом. — Она выгнула бровь. — Садись.
Мои кулаки разжались.
Черт бы ее побрал.
Вместе с ее материнской мудростью.
Она всегда была благоразумной. Сейчас ей было почти сорок, так что у нее было время и опыт, чтобы преподать мне жизненные уроки, которыми ей не терпелось поделиться со мной.
Я не приветствовала это, но готова была выслушать. Слишком многим я была ей обязана.
Выдвинув стул, я плюхнулась на него, как капризный ребенок, и опустила подбородок на руку. Я уставилась на стену. Я не собирался облегчать ей задачу. Не-а.
— Я помню, когда сделала эту фотографию, — заметила она, проведя указательным пальцем по изображению на обложке, где мы с Галлеей были на озере. — Это было всего через несколько месяцев после того, как Галлея переехала к нам. В тот момент я поняла, что у нее будет лучшая жизнь. Хорошая жизнь.
Смягчившись, я посмотрела на фотографию.
— Ты много сделала для этого.
— Ты тоже. Я благодарна, что ты была рядом с ней во время всего этого.
— Переходного периода?
— Потрясения. — Ее глаза прищурились, рассматривая фотографию. — Любой другой считал бы ее злодейкой. Предательницей. Девушки бывают коварными и самовлюбленными. Ты была храброй. Настоящей подругой.