Складка между его бровей не разгладилась, напротив, она стала еще глубже. Он выглядел задумчивым, полностью увлеченным моим объяснением.
Мне стало жарко, несмотря на холодную воду, остужавшую мою кожу.
— Меня это завораживает, — сказала я, усмехнувшись. — Я просто обожаю такие моменты, происходящие в реальной жизни. Хотелось бы иметь возможность запечатлеть их. Продлить их. Чтобы они сохранились навечно.
Рид впился в меня взглядом, и в его глазах светилась нежность, пока он, казалось, размышлял над моим длинным рассуждением о вспышках.
— А как насчет журналистики?
Я безнадежно пожала плечами.
Этого никогда не случится — у меня не было денег на колледж, и мне это было не по силам.
Стать журналистом было чертовски трудно.
— Облекать мысли в слова — не самая сильная моя сторона. Уверена, ты заметил. — Я слабо улыбнулась. — Моя бабушка всегда хотела, чтобы я занималась бизнесом, но мое сердце никогда не лежало к таким вещам, как цифры и доли.
— Похоже, твое сердце уже знает, чего хочет. Иди за своими вспышками.
— Хотела бы я, чтобы все было так просто.
— На самом деле, все так и есть. Люди всегда все слишком усложняют.
— Это потому, что жизнь сложна, — возразила я, глядя на него сквозь усеянные капельками воды ресницы.
— Разве? — Он выдержал мой взгляд. — Жизнь нужно жить. Если ты живешь не так, как хочешь, то какой, черт возьми, в этом смысл?
У меня в груди все затрепетало.
Я подумала о своей унылой жизни, в которой не было ни яркости, ни цели, о которых так уверенно говорил Рид. Все было пустым. Все, кроме моего сердца. А переполненное сердце в пустом мире — это недуг, который я не в силах преодолеть.
Я прикусила щеку и пошевелила ногами.
И каким-то образом… наши пальцы соприкоснулись.
Мои голые мокрые пальцы коснулись его ботинок, и я поняла, что нас разделяет только береговая линия. В сплетении слов и застывших во времени секунд он переместился ближе к воде, а я — ближе к песку.
Взгляд Рида скользнул по моему телу, прошелся по слегка загорелым ногам, промокшей джинсовой юбке и остановился на футболке с названием группы. Он снова сглотнул и встретился со мной взглядом.
— Тебе нравятся «Gin Blossoms»?
Кивнув, я облизнула губы, накрашенные помадой моего любимого цвета «Copperglow Berry». Макияж в сочетании с моим ростом в пять футов семь дюймов делал меня старше, чем я есть на самом деле, к чему я всегда стремилась.
Я подумала, что, возможно, Риду нравится, как я выгляжу. Он продолжал смотреть на меня так, что у меня зудела кожа. Но не как от пауков, ползущих по спине, или голоса отца, проникающего в меня и опутывающего паутиной, а как от маленьких светлячков, полосками света скользящих по моей груди.
Я потерла плечо и посмотрела на свою футболку с обложкой альбома «New Miserable Experience».
— «Found Out About You» — моя любимая песня. Ты когда-нибудь вслушивался в ее текст? Он удивительно трагичен.
— Хм. — Он подвинул ноги вперед, прижав их к моим. — Нет, не обращал внимания.
Тебе нравятся трагичные вещи? Тебя привлекают призраки в моих глазах?
Глупые, бесполезные мысли.
Если бы он когда-нибудь встретился с моими призраками и поговорил с ними по душам, он бы тут же сбежал.
— Ты собираешься выбираться на берег? — Он откинулся на ладони и поднял лицо к небу, щурясь на звезды.
— Нет. А ты собираешься зайти в воду?
Он покачал головой.
— Нет.
Раздалось несколько тихих ударов барабана, наши пальцы все еще соприкасались, наша связь накалялась и ждала, когда чиркнет спичка.
Я потерла губы друг о друга.
— Какая у тебя дочь?
Нежность светилась в изгибе его губ, он продолжал смотреть на усыпанное мерцающими огнями небо, его адамово яблоко двигалось вверх-вниз.
— Она идеальна, но я могу быть необъективен. Раньше мы были очень близки, но на новом этапе, связанном с мальчиками и гормонами, нам стало труднее общаться. И мое отсутствие в течение последнего года ухудшило ситуацию. Иногда я думаю, правильный ли выбор я сделал… оставаясь вдали, за много миль от нее, в такой уязвимый период ее жизни. — Он бросил на меня взгляд, похожий на безмолвную мольбу, вопрос, требующий ответа.
Но мне нечего было ему сказать. У меня не было аргументов, чтобы развенчать его сомнения. Все, что у меня было, — это натянутая грустная улыбка, и этого было достаточно, чтобы он заговорил.
— В любом случае я знал, что ее мать со всем справится, — закончил он, отводя взгляд. — Мы обменивались письмами, разговаривали по телефону. У нее все в порядке в школе и спорте.