— Неприятно.
— Я знаю. Ты подоспел как раз вовремя.
Правда заключалась в том, что я действительно была в опасности.
Отец выгнал меня на улицу, и эта вечеринка в трех кварталах от дома показалась мне более привлекательной, чем ночевка на заднем дворе. Лето было таким жарким, что у нас почти не было травы. Там не было ничего, кроме пучков сухостоя. Моя соседка Марни, которой было двадцать с небольшим, упомянула о вечеринке, разговаривая со своей соседкой по комнате на десять октав выше обычного, и я запомнила адрес, принадлежащий Джею Дженнингсу.
Но я скрыла эту правду от Рида.
Он смотрел в дверной проем, где парень в комбинезоне усердно наливал пиво в свой бокал, и жидкость переливалась через край.
— Хорошо, что я вовремя вернулся.
Я с любопытством уставилась на него.
— Почему?
— Почему я вернулся?
Кивок.
Рид переместился на пол рядом со мной, наши плечи соприкоснулись, а затем он бросил на меня взгляд, столь же не поддающийся расшифровке, как и его ответ.
— Не знаю.
— Наверное, по той же причине, по которой я осталась здесь.
— Ты все еще мокрая. — Его взгляд скользнул вниз по моему телу и остановился на промокшей джинсовой юбке, доходившей до середины бедра.
— Опасный побочный эффект от сидения в озере. Я запомню это на случай будущих приступов спонтанности. — Я махнула пальцем в воздухе, имитируя галочку. — Всегда бери с собой сменную одежду.
Он усмехнулся, делая очередной глоток пива. То, как его губы разошлись, чтобы обхватить горлышко, на мгновение заворожило меня, и я сделала небольшой глоток из своей кружки, оставив на ней след помады.
— Мне кажется, что мы еще не были официально представлены друг другу, — сказала я, прерывисто дыша.
Проведя языком по верхним зубам, он скользнул взглядом по моему лицу.
— Нет? — Он слегка нахмурил брови. — Я знаю твое имя, твои надежды и мечты, а также твою любимую песню. Не самое плохое начало.
— У меня много любимых песен. — Я взглянула на огромную колонку в другом конце комнаты, словно пытаясь разглядеть аккорды и ноты, льющиеся из нее. — Это одна из них.
Он проследил за моим взглядом.
— «Pearl Jam» хорош. Но эта немного депрессивная.
— Ты говоришь — депрессивная, я говорю — выразительная. Она заставляет тебя чувствовать… прямо здесь. — Я коснулась сжатым кулаком центра груди, где мое сердце билось в такт мрачному ритму. Мои веки сомкнулись, пока я наслаждалась последними нотами песни, затем я глубоко вздохнула и повернулась к Риду, чтобы протянуть руку. — Я Галлея. Как комета.
Он посмотрел на мою руку с растерянным выражением лица.
— Кажется, мы это уже делали.
— Нет. Мы никогда раньше не пожимали друг другу руки.
— Так мы сделаем наше знакомство официальным?
— Да. — Я сдержала улыбку.
Кивнув, он протянул руку и обхватил мою ладонь длинными теплыми пальцами.
— Рид.
У меня перехватило дыхание. Я сжала ладонь, прикосновение было мягким, но будоражащим душу, и я почувствовала, как жар вспыхивает в кончиках пальцев и поднимается по рукам, окрашивая шею розовым румянцем. Я не хотела отпускать его. Одно его прикосновение было подобно солнечному лучу, осветившему мои почерневшие вены.
Когда мы наконец отстранились друг от друга, это было похоже на тяжелую утрату.
Мы одновременно пригубили наши напитки, не отрывая взгляда друг от друга. Я ломала голову, подыскивая еще какие-нибудь слова, чтобы нарушить молчание, чтобы поддержать разговор. Чтобы он заинтересовался такой разбитой, не имеющей цели девушкой, как я.
— Хочешь просмотреть коллекцию дисков Джея?
Рид заколебался, не донеся бутылку пива до губ, и в его взгляде мелькнула искра интереса.
— Конечно.
— Хорошо.
Улыбка тронула его губы.
— Хорошо.
Допив остатки пива, Рид поднялся на ноги, а затем наклонился ко мне, когда я с любопытством уставилась на него.
Он был таким красивым.
Выше, чем мне показалось, когда он стоял у края воды.
И еще более ошеломляющим, чем пять секунд назад.
— Пойдем, Комета. — Рука протянулась ко мне, чтобы помочь подняться с пола. — Ты можешь показать мне остальные свои любимые песни.
Имя прозвучало, как дренаж, пытающийся осушить болотную воду озера.
Комета.
Со мной что-то случилось.
Что-то разрушительное и прекрасное зародилось в моей груди.
Никто никогда раньше не давал мне ласкового прозвища. Отец называл меня соплячкой. Пустым местом. Заразой, ничтожеством, никчемным отродьем. Даже мама никогда не называла меня по имени.