— Это вы моей дочери? — мама Мартинес появляется в тот момент, когда я собираюсь всё-таки попытаться кое-что разъяснить Али-старшему вручную.
Параллельно Эрнандес, словно чувствуя меня, делает полшага назад и прилипает к моему плечу сзади:
"Не дёргайся, всё под контролем".
Мысленно возблагодарив технический прогресс, перечитываю последнюю строку дважды и остаюсь на месте: как бы ни хотелось настучать второму Али лично, лезть впереди таких серьёзных женщин будет тупостью.
— Это — ваша дочь? — отец Лысого добавляет себе на лицо высокомерия и коротко указывает на Айю.
— Да. Повторите вашу последнюю фразу ещё раз. — Мартинес-старшая, как по мне, выглядит абсолютно невозмутимой.
Но что-то такое в воздухе висит. Руками не пощупаешь, даже чётко не сформулируешь — а оно есть.
— Я собирался преподать вашей дочери один урок. Сейчас же, когда вы здесь...
— СТОП! Я правильно услышала? Некая волосатая обезьяна не из титульных всерьёз решила, что может себе что-то позволить в адрес моего ребёнка? Господин Трофимов? — мать одноклассницы требовательно смотреть на завуча.
— Если бы вы не подъехали сами, скорее всего уже мы сами вызвали бы вас, — торопится поднять вверх ладони Свин. — Айя оторвала два пальца господину Али и, судя по услышанному лично мной, это будет предметом разбирательства. Разумеется, охрана школы никаких несанкционированных перемещений детей бы не допустила! — Он вытягивается по стойке смирно и только что каблуками не щёлкает.
"Ага, щ-щас" — кошка Мартинес в чате недоверчиво фыркает. — "Достоверность 49%".
"Вот же тварь! 😦" — удивляется Миру. — "Так. Айя, извини: я это переслала своей маме".
"Да без проблем, пф-ф. Думаешь, она сама не видит?" — латиноамериканка с равнодушным выражением лица отбрасывает волосы назад.
"Не видит — я спросила. Говорит, у тебя что-то серьёзное стоит и именно на Трофимова лучше настроено".
"Насчёт серьёзного — в нашем бизнесе без контроля достоверности никак. У всей семьи такое стоит 🤭. Насчёт лучше настроено — ну-у, это же я здесь учусь, а не Тика-сан" — резонно замечает латиноамериканка.
***
Интерлюдия
Глава 10 (бесплатно)
Матери озадаченно замолкают и в четыре глаза таращатся на нас.
Вижу не очень хорошо, но Мартинес-старшая, кажется, нервничает больше японки.
Айя ещё добрую минуту или две вздрагивает, увлажняя плечо моей рубашки. Эрнандес с виноватым видом вздыхает и смотрит вперёд по ходу движения.
"Кретин. Хотя бы обними её нормально!" — продолжает наседать младшая Хамасаки.
Целоваться при всех стесняюсь, но этот пункт выполняю. Хотя всё равно не по себе: ощущение как на витрине.
Через пару минут моя одноклассница наконец успокаивается и отрывает лицо от моего плеча:
— Пошли выйдем? Мам, ты в суд без меня съездишь.
— Уверена? — родительница одноклассницы отчего-то начинает ассоциироваться с присевшей в траве пумой.
— Да. Чего нам с вами теперь тащиться? Претензии ко мне за оторваные пальцы неожиданно утратили актуальность, сама разведёшь, — на моей памяти Мартинес впервые шутит неудачно.
Или всё-таки удачно? И это я остро воспринимаю то, что для остальных является нормой жизни?
— Хорошо. — Дальхис (?) внимательно смотрит на дочь пару секунд, потом командует водителю остановиться.
— Я с вами! — Ана выскакивает из машины чуть ли не впереди нас.
Ну да, она — единственная независимая из всех: это у неё ни опекунши, ни матери в салоне.
Миру вообще ничего не говорит Тике, но тоже вылезает наружу и берёт под руку баскетболистку. Они вдвоём тактично отстают и бредут метрах в двадцати позади нас.
— Что это было? — спрашиваю шагов через двести полного молчания.
— Там, в салоне, ты на каком-то этапе принялся всерьёз раздумывать, а не погорячился ли ты — и усаживаясь внутрь, и вообще связавшись со мной. Ещё скажи, что я ошиблась!
— Скажу. Ошиблась. По первому пункту — без вопросов, был такой момент. Но по второму — пальцем в, к-хм, небо.
— Точно? — латиноамериканка на ходу изгибается и заглядывает мне в лицо. — Чего молчишь, гад?!
— Ты же сама видишь достоверность через эти твои расширения.
— Кретин! Девочке иногда нужно, чтобы пацан, мать его, языком и сам шевелил! Дубина!
— У меня и в мыслях не было ставить под вопрос наше с тобой совместное, м-м-м, это вот всё. — Чуть подумав, добавляю под её подозрительным взглядом, — знаешь, в самые нужные моменты правильные слова почему-то не находятся.
— Слова — говно, — безапелляционно заявляет моя одноклассница, местами стремительно успокаиваясь. — Действия рулят. Я впечатлилась, когда ты на Фархата с голыми кулаками ринуться собирался.
— К чему тогда была эта сцена в микроавтобусе?
— Это не сцена, — Мартинес надувается. — Это то, что я реально чувствовала. Или ты считаешь, что я способна на концерты в присутствии маман?!
Я видел её родительницу впервые в жизни — ответа на вопрос не знаю. Оттого деликатно молчу.
— Ты всерьёз принялся жалеть! В тот момент, когда я была рядом! Когда мы с тобой вместе! Когда...! Тебе что, меня мало?! ДА ПОШЁЛ ТЫ! — Айя непоследовательно прижимается сильнее, шагая со мной под руку.
— Это лишь скромная и небольшая сцена из множества тех, которые ждут тебя с нами в будущем, — обещает из-за спины голос Эрнандес. Видимо, их тактичности хватило только на двести шагов. — Обратная сторона национального темперамента. И можешь не втягивать голову в плечи — не поможет.
— Там, откуда я родом, латиноамериканский сериал считается вершиной гротеска и абсурда, — бормочу с расчётом на то, что слышно будет и догнавшим нас одноклассницам. — А ваша женщина — стереотипное воплощение противоречия. Ну, по крайней мере в той культуре, откуда я родом.
— Иди в жопу! — локоть Мартинес пребольно бьёт меня по рёбрам.
— Если бы мы были постарше, я бы заявил, что ты сейчас банально капризничаешь.
— Потому что оно так и есть, — она шмыгает носом. — Не скрываю! Ещё — манипулирую. А если ты мне сейчас по тупости или из вежливости поддашься, то у тебя в памяти засядет нужный мне маркер: ты всегда будешь чувствовать панику, если я начну нервничать. И сто раз из ста согласишься на что угодно, лишь бы я поскорее успокоилась — чтоб заткнуть мне фонтан.
— А потом?
— А потом ты будешь всё меньше и меньше отстаивать свою точку зрения, если у нас будут разногласия — и начнёшь неуклонно соглашаться со мной и в мелочах, и по-крупному. Ещё до того, как только задумываешься о приёме независимого от меня решения. — Она глубоко вздыхает и снова беспомощно заглядывает мне в глаза. — Бл*. И промолчать не смогла — не люблю врать близким. И сейчас жалею, что такая честная и всё выдала. Пореветь что ли ещё пару минут?
— Ну и как тут не заржать, — цитирую её саму.
И делаю как говорю, причём абсолютно искренне.
— Какие дальше планы? — деликатно напоминает нам Миру после того, как мы, шагая вникуда, упираемся в набережную.
— Надо бы в школу, — доходит до меня. — Раз справки из суда не будет. Блин, рейтинг снимут.
— Нам после сегодняшнего только о виртуальных цифрах печься, — ворчит Мартинес.
— Раньше очень даже беспокоились.
— Раньше на нас взрослые не бросались! А наши родители других родителей тонким слоем по асфальту не размазывали, как масло на бутерброд, — справедливо замечает Хамасаки. — Раньше кое-кто не ревел как пятилетняя. — Японка тычет указательным пальцем Айе под руку в рёбра.
Та дико орёт и подпрыгивает, после чего долго ругается по-испански.
А Хамасаки искренне веселится.
— Дамы, кстати. Кто-то может мне объяснить, что означают все эти метаморфозы?
В принципе, я планировал после школы насесть на свою опекуншу и выяснить, что значит весь этот каскад событий. Но ощущение говорит, что здесь и сейчас можно получить даже более детальное объяснение.