Хамасаки поворачивает голову в сторону школы, достаёт из своего рюкзака бутылку с водой и некоторое время пьёт мелкими глотками. Затем снова откидывается на спинку, разбросав руки в стороны.
"Говори! 😫😫😫 Быстро пиши без пауз!" — любопытство является самой сильной характеристикой Мартинес, не новость.
— Да ответь ты уже ей, — красноречиво двигает бровями Миру, не поворачиваясь ко мне. — Она настырная: всё равно пообщаться не даст.
Удивляясь про себя, пишу во внутреннем интерфейсе: "Не ведёт себя как влюблённая или втрескавшаяся. Спокойная, рациональная, откровенная. Какая угодно — но это не любофьфь".
"Хм. Неужели я облажалась🐣".
— Скажи ей, что мне просто не хватало толчка, чтобы понять себя лучше, — спокойно предлагает "сестра". — А то она с тебя не слезет. Успокой её: она не то чтобы ошиблась, просто я себя тогда не понимала. А сейчас разобралась.
Делаю, что предлагают умные люди титульной нации.
"Окей. Тогда на перемене идём в столовую жрать вчетвером: вы меня заинтриговали ✋👀" — Айя отключается.
— Если мама и папа разведутся, лично ты что будешь делать? — Хамасаки явно подразумевает какой-то подтекст.
— Не моё собачье дело. Я дружу с Тикой, знать не хочу твоего отца. Живу у себя, работаю, скоро ещё кое-чем займусь. Личная жизнь твоей матери — не моя компетенции, до отца дела нет.
— У тебя есть какие-нибудь материальные планы в наш адрес?
— НЕТ. Вернее, только один: поскорее вернуть вам долг за клинику моей маман плюс прочие расходы.
— Хренасе. Опять не врёшь. Бывает же. Ты странный.
— Какой есть.
— Со мной будешь дружить? — она выглядит озадаченной.
— Мы же уже дружим, нет?
— Я должна была это услышать от тебя... Слушай, я сейчас выгляжу дурой, но спрошу ещё раз. Что ты обо мне думаешь? Вернее, что в тебе изменилось?
— Вот ты зануда.
— Это не секрет. Первый раз нормально общаемся, отвечай.
— Ты будешь жить полтысячи лет, а мне столько не нужно. Какие могут быть общие интересы на ниве романтики?
— Не хотела говорить первой. Да... Сама вот подумала: допустим, тебе девяносто девять, ты уже дряхлый.
— И как тут не ржать, как говорит одна наша общая близкая знакомая.
— Мне по-прежнему двадцать семь биологических — а рядом старик. И наши с ним дети старше меня...
— Бр-р-р, — встряхиваюсь и искренне веселюсь. — Знаешь, если жене двадцать пять, а мужу — шестьдесят, всё самое интересное в их браке только начинается.
— У жены, — коротко кивает "сестра". — Сама об этом думала. Мир? — она протягивает ладонь для рукопожатия.
— Да мы вроде и не ссорились.
Её ладонь тёплая и неожиданно мягкая.
"Спроси её, что она будет делать, если передумает!" — Айя, кажется, не успокоилась.
"В плане?!".
"Она поймёт. Спрашивай!".
Хамасаки незнакомым мне раньше ироничным взглядом сопровождает моё чтение внутреннего интерфейса.
— Мартинес просит у тебя узнать, что будет, если ты передумаешь. Говорит, ты понимаешь, о чём речь.
— Напиши ей, что с моей продолжительностью жизни я не такая дура, чтобы не понимать: ты — моя временная игрушка, — легко отвечает японка, абсолютно не напрягаясь. — Если говорить приземлённо, я не думаю, что ты удержишься, если я начну делать тебе м***т или активно домогаться наедине.
— К-хм.
— Да, — она спокойно хлопает меня по спине. — Это ты в драке можешь сопротивляться, а меня же ты не будешь бить в такой ситуации? Своим кастетом по морде... Дёрну тебя пару раз за х*й в интимной ситуации — не думаю, что ты вот прям принципиально откажешь.
— Она спрашивает, а потом?
— А потом я когда-нибудь с тобой просто наиграюсь. Ты будешь стареть, дряхлеть, а у меня появятся другие интересы. Моложе тебя, выше ростом и сексапильнее. Записал голосом? — она снова ухмыляется.
— Э-э-э, как заметила?
— Отправляй, — фыркает Хамасаки. — А то Мартинес нам обоим головы откусит по сети... Слушай, а ведь я ещё думала с тобой за власть в школе драться, — добавляет она после паузы.
— Впору хохотать дуэтом: школа мне тоже неинтересна.
— Ты не пойдёшь на выборы?! — "сестра" вспыхивает лёгким интересом. — Не хочешь попробовать баллотироваться? А вдруг получилось бы?
— Я не "не собираюсь баллотироваться". Трофимов сказал, не имею права без гражданства идти в местное самоуправление.
— А-а-а, не подумала. Точно.
— Вот поэтому ваши детские игры в песочнице мне тоже неинтересны.
— Что сейчас чувствуешь?
— Неожиданно стало уютно. Солнце, природа, с тобой первый раз за всё время нормально общаемся.
— Сама удивляюсь. Знаешь, не хотела говорить, но есть кое-какие нюансы в семье. — Одноклассница чуть напрягается, будто решаясь. — Пошли после школы пообедаем и поговорим вдвоём?
— Айя, Ана?
— На твоё усмотрение. Но я бы предпочла сперва по-семейному — касается матери и отца. Тебе лично есть повод быть осторожным.
— Почему не сейчас?
— Очень сложная тема. И так чувствую себя предательницей, что расскажу, а сейчас ещё на часы смотреть. Давай после школы?
— Как скажешь. — Какое-то время спокойно сидим молча. — Кто бы мог подумать, что мы с тобой когда-нибудь так будем общаться.
— Я тоже не могла представить такого "родства", пф-ф.
— То есть?
— Мы с тобой по факту как сводные. Я думала, потребуются усилия, и то... — Миру осекается и не договаривает, меняя тему. — Слушай, а какая у тебя сейчас цель или мечта? Ты сказал, школьные игры в песочнице неинтересны? — японка прикладывается к бутылке с водой. — Значит, должно быть что-то ещё. Я должна знать.
— Мне нужен мой первый миллион как можно скорее. Это пока мечта, но к ней есть небольшие цели. Готов рассказать, когда по-семейному будем обедать после занятий. Если тебе и правда интересно.
— Договорились, — Миру начинает подниматься. — Погнали? Ха, кстати, щ-щас столько слухов поднимется!
— Из-за нас?
— Ага. По всей школе. Когда мы вместе опоздаем и потом тоже ходить будем.
— Вчетвером, — напоминаю.
Кажется, Эрнандес и Мартинес она регулярно не учитывает.
***
Рыжий с Миру пришли в класс почти к самому концу урока.
"Садитесь вдвоём!" — Айя с упреждением написала им первой, чтобы избежать их перелезания на крайний возле окна ряд.
Остальные одноклассники с удивлением проводили взглядом пару, занявшую общую парту и выглядевшую представителями одной диаспоры.
Нездоровое шевеление продолжалось до звонка, а затем, едва не сбивая с ног преподавателя в класс ворвался Али-отец:
— Ты! — остановив взгляд на Рыжем, он, раздувая ноздри и опустив уголки губ, решительно направился к парте, где сидели Седьков и Хамасаки.
Глава 5
Интерлюдия.
Глава 6
В следующий момент Миру удивилась тому, насколько убедительно Мартинес может играть.
Или не играть? Или она реально такая? Да ну, не может быть.
Или может?
— Эй, дядя! — резво поднявшись, латиноамериканка, едва коснувшись рукой поверхности столешницы, легко перемахнула в проход прямо через парту.
Голые ноги до самого, к-хм, этогосамого места мелькнули в воздухе, как и ягодицы с тонкой полоской белья между ними.
Интересно, это просчитано?! У неё есть какое-то приложение, которое позволяет вот так управлять положением тела? Движение якобы случайное, естественное — но провокация получается по высшей планке.
Оказавшись ближе всех к южанину, одноклассница решительно встала на его пути, только что не ковыряя пальцем в зубах:
— Тпррррру, — обращение как к лошади вышло более чем узнаваемым. — Дядя, может, хватит уже нарушать школьный устав, а? Нахождение родителей в учебных помещениях строго запрещено. Тебе что, закон не писан? Или ты особенный?!