— Слушаю. — Не то чтобы я очень хотел его лицезреть, но терять в результате этой беседы мне нечего, а приобрести могу.
Теоретически. Хотя бы и ту же информацию.
— Я тебя недооценил. Каким образом ты справился с тремя взрослыми противниками?
— Я даже не знаю, что сейчас ответить. В голову ничего искромётного не приходит.
— Отвечай. — Хамасаки-муж говорит таким тоном, как будто я ему успел здорово задолжать.
— Сегодня уже цитировал классика другому человеку, повторюсь и вам. "Ты же мне не благодетель, а злейший враг. С чего мне вообще тебе отвечать?".
— В принципе, логике не противоречит, — холодно кивает японец словно бы сам себе. — Если ты ухитрился разобраться с этими специалистами, то можешь думать, что какое-то количество угроз временно снял… Кстати, замечу вскользь и по ходу действия. Ты же понимаешь, что кроме меня сегодня приобрёл ещё троих очень серьёзно настроенных противников?
— В смысле? — до меня не сразу доходит значение этой фразы.
— Трое ребят из гуми, далеко не последней в этом городе. По факту они провалили задачу и не справились с молокососом, с первого раза, — на последних словах он ухмыляется со скрытым подтекстом и выделяет их интонацией. — Но рано или поздно они освободятся, тем более что любые разборки титульных с нетитульными — это однозначно возможность выхода под залог для японца. А задержки с организацией суда не будет, я тебе обещаю.
— М-да уж. Как говорится, справедливости не было, нет и не будет, — опыт показывает, что иногда мне лучше не выходить из сложившегося имиджа.
Говорю, что думаю и не думаю, что сказать.
— Точ-ч-ч-чно. Как считаешь, если суммой залога за каждого назовут даже треть миллиона, через сколько найдутся деньги, чтобы выпустить их на поруки?
Хамасаки-отец выглядит безмятежным, но его глаза отчего-то то и дело сверкают довольными искрами.
Некстати у меня возникает подсознательное подозрение, а не псих ли он.
Да ну. Не может быть.
— Понятия не имею. Я бедный парень, такие суммы для меня — чистая теория. С собой у них таких денег точно нет, я проверил их карманы, — отмахиваюсь от многозначительного предположения собеседника.
Когда я время от времени делаю попытки шутить в стиле Мартинес, окружающие говорят, что я становлюсь здорово похож на идиота.
Мелочь, похожая на детскую игру — но чем глупее меня сейчас будет считать отец одноклассницы, тем глубже и быстрее, теоретически, он раскроется. Возможно.
Ну а чё, я всё равно ничего не теряю. А так хоть какое-то развлечение, пока полиция в пути.
— Вот миллион, — Хадзимэ извлекает откуда-то из недр письменного стола пачку с деньгами и бросает её перед собой. — Вот и второй. — К первой присоединяется ещё одна. — Даже если залог будет вдвое от норматива, они выйдут уже сегодня. Если ты хоть чуть-чуть понимаешь в наших обычаях, можешь не делать ставку на то, что их организация оставит их на время в тюрьме в воспитательных целях: я лично заплачу за них. Сколько бы ни понадобилось. Дальше проштрафившиеся займутся тобой с двойным тщанием.
А ведь он не знает о мёртвом — соображаю через четверть секунды и несказанно этому удивляюсь.
Тип, который собирается платить миллион залога за троих равными долями, явно не может оценивать труп наравне с живыми, особенно с учётом того, что никаким залогом ему уже не поможешь.
— У меня сейчас целый букет чувств и эмоций, — абсолютно искренне сообщаю японцу. — Насколько ярких, что высказывать вслух будет где-то неприлично.
Он хохочет, по виду — тоже абсолютно ненаиграно.
— Хадзимэ, я не японец, это верно подмечено, — продолжаю, усаживаясь на стул возле капсулы. — В этикете не силён, да и не вижу большого смысла его соблюдать, если честно. Спрошу в лоб: какая цель этого звонка?
— HAMASAKI QUALITY CONTROL. Тебе знакомо это название?
— Слышал. — Тика рассказывала подробно, если совсем точно, но ему вслух говорить не буду. — Контора записана на моего батю, царство ему небесное. Вам какое дело?
Ну а чё. Чем более быковато я сейчас буду выглядеть, тем меньше предохранительных клапанов и предосторожности и будет работать у него в мозгу — физиология.
В боксе, если что, тоже так; даже одного смешного мастера спорта могу вспомнить, который выигрывал семь раз из десяти исключительно на своей внешней придурковатости.
Руки по колено, ноги колесом и короткие, шагал с подскоками — реально кретин. На вид — более чем убедительно. Ещё и ухмылялся невпопад (на самом деле, исключительно во время турниров — но это уже потом выяснилось).
Когда вылезал в ринг и своей обезьяньей рукой чесал подмышкой другой руки, трибуны ложились от хохота: получалось непринуждённо и действительно весьма похоже на шимпанзе.
А бил очень жёстко и держал удар как Лысый под нейрокоррекцией. Хорошо, вес не мой — я его исключительно из зала зрителем наблюдал, не из противоположного угла ринга.
— HamQualCon — это не ваша с твоим отцом фирма, — он холодно качает головой и буквально цедит слова через нижнюю губу.
Ух ты, а ведь я его задел. Занятно.
— Это — наше подразделение, как явствует даже из самого названия, — продолжает японец. — У меня к тебе в этой связи есть предложение, от которого ты вряд ли сможешь отказаться.
— Вы слишком хорошо думаете о моём воспитании. Даже ваша родная дочь считает, что его не стоит переоценивать. Она так и говорит: Седьков, манеры у тебя не ночевали.
— Это к чему сказано?
— Вы сказали, что я не смогу отказаться от предложения. Отвечаю: оставьте своё предложение при себе. Я от него уже отказался, каким бы оно ни было.
— Ты сейчас не понимаешь, что говоришь и делаешь, — собеседник неожиданно изысканно улыбается. — Но поскольку ты никуда не торопишься, я тебе поясню.
Меня, конечно, подмывает нажать на кнопку отключения (и разорвать соединение), но в последний момент почему-то удерживаюсь.
— HamQualCon попал в руки твоего отца случайно: моя жена переписала на него часть акций. Он никогда не оплачивал этот пакет и я даже в суде как акционер могу небезуспешно оспорить…
— Оспаривайте, — пожимаю плечами. — В суде. Зачем это всё мне рассказывать?
— А я даже с таким животным, как ты, пытаюсь оставаться человеком, — неожиданно искренне и оттого весьма пронзительно сообщает отец одноклассницы. — И перед тем, как перейду к другим методам, хотя бы попытаюсь договориться по-хорошему. Ну, насколько это возможно с таким, как ты.
— Не договоритесь: у меня есть официальная опекунша и без неё я ничего обсуждать не буду.
— Я очень рад, что ты настолько уважительно относишься к моей жене, — а ведь он снова не шутит. Реально псих, что ли? — Ты же сейчас серьёзно сказал?
— Не то слово. Чтоб я сдох.
— Вот тебе кусочек информации. У HamQualCon буквально послезавтра будет отозвана лицензия на технический аудит. Причина: отсутствие законного представителя эмитента, поскольку умер собственник пакета акций. Твой отец.
— У меня был товарищ, там, дома. Он в таких случаях говорил: как мне стать по такому поводу?
— Отзыв этой лицензии — всё равно что пуля в спину доброй половине наших производств. Да, мы с Тикой разводимся, будем делить имущество, но если прямо сейчас встанет часть заводов… — он не договаривает и выжидающе смотрит на меня.
— Знаете, я очень дружу с математикой. Может даже статься, что не хуже вас. Если в системе управления рисками вашего концерна стопор подобной конторы по подобным причинам вызывает паралич всего организма — уж я вас точно не спасу. Даже если в придачу к гипотетическим акциям отдам свои почки. Если ваш бизнес можно торпедировать подобной мелочью…
— Это не торпедировать бизнес, — перебивает Хадзимэ. — Это вдобавок к текущему падению уронить ещё часть котировок. Потом, когда производственные дыры будут залатаны за счёт бюджетов других предприятий, и они, в свою очередь, откатятся вниз.
— Повторю свой вопрос ещё раз. Зачем вы мне это всё рассказываете?