— Я б мог тебе сказать кое-что на эту самую тему, правда, из личных взаимоотношений. И что иногда вещи — не то, чем кажутся. Хоть та же моя опека матерью Миру, под которую ты подводишь чуть ли не политическую подоплеку.
— Бывает и такое, — не спорит он. — Бывает, что за теневым слиянием даже стратегических производственных площадок стоят абсолютно смешные и личные мотивы, а не глобальный передел. Именно потому с тобой сейчас беседую я, а не другие, — он неопределённо ведёт рукой. — И там общались бы уже не с тобой, а с тем, кто стоит за тобой. Или может стоять. Только вот какая штука, Седьков: это у японцев на твоей исторической родине возможности не очень, а у нас кое-какие источники есть. Смотри, — над столом снова загорается голограмма.
На ней одно за другим сменяют друг друга изображения Сергея Седькова в разные моменты его жизни.
Лично я ничего из объектов или фотографий раньше не видел.
— Узнаёшь?
— Отец, — по ряду субъективных факторов у меня получается не испытывать никаких эмоций абсолютно естественно, без помощи концентратора.
Как бы ни было, основателя ГЕНЕТИКСА лично я знаю исключительно по изображениям.
— Намёки понимаешь? — Чень собран, корректен, убийственно вежлив.
— Не совсем. Если ты так хорошо информирован, то должен знать и обо всех тонкостях.
Как бы ещё понять, что ему на самом деле известно.
— А тонкостей нет, — китаец серьёзно и отрицательно качает головой. — Есть fundamental, как говорят твои латиноамериканские подруги, и вот какой. В федерации две титульные коалиции. Как ты думаешь, нам очень интересно каскадное усиление японцев за счёт наследства Сергея Седькова? На которое его родной сынишка, теоретически, может более чем успешно претендовать?
— Буря в стакане воды. Иллюзия собственной грандиозности.
— Чего???
— Мы с тобой не фигуры того уровня, на котором обсуждаются эти вопросы, говорю. Это если без шуток. Уже молчу, где все были раньше. Хотели бы — ГЕНЕТИКСУ давно ноги приделали бы.
— Вот, — в его эмоциях явственно проступает удовлетворение. — Это и есть тот момент, на котором все спотыкаются. Но мы же с тобой не все, Седьков?
— Да ты уж закончи свой многозначительный посыл, пожалуйста. А то опять по-старинке свалимся в примитивное рукоприкладство.
— Я оценил твой очень изящный союз с Хамасаки. Да, кто-то может не понимать перспективы, но лично я по нашим правилам считаюсь совершеннолетним.
— Да ну?
— Ну да, — он тоже удивляется, причём искренне. — Мы ж не японцы! Это у них с двадцати одного года, а у нас частичная дееспособность с шестнадцати. Ты чё, вообще ничего не читаешь?!
— Да я как-то раньше не вникал, интереса не было… Пардон, продолжай. Ну дееспособный ты, и что дальше?
— Я практически закончил. Вернее, мы вернулись к тому, с чего начали. Как ты смотришь на то, чтобы заключить абсолютно выгодное для тебя соглашение со мной? Лично со мной?
— Э-э-э, на какую тему? И почему мы это обсуждаем в таком составе? Требую присутствия генерального консула и адвоката, а также дееспособного представителя.
— Не валяй дурака… Я понимаю, что у неожиданного значительного наследства в руках слабого наследника перспектив немного. Но моя семья также понимает, что исследовательские и производственные площадки ГЕНЕТИКСА — это единый организм. ЕГО НЕЛЬЗЯ ДРОБИТЬ, — хань твёрдо глядит на меня. — Только он лежит сразу в трёх юрисдикциях, что делает невозможным его поглощение одной стороной.
Я молчу, а Чень какое-то время убийственно серьёзно сверлит меня взглядом:
— Я ошибся на самом старте: поверив в твою убогость, не стал копать глубже и поздно узнал, кто ты на самом деле.
— Хренасе, ты грамотный. Но лучше поздно, чем никогда.
— Я, в отличие от твоей японской подружки, в среде своих считаюсь дееспособным, — повторяет непонятный мне намёк азиат и явно чего-то ожидает в ответ.
— Ты не в курсе наших взаимоотношений, раз. Мои подруги, это к слову — Мартинес и Эрнандес, два.
— Ой, побереги дымовые завесы для кого-то другого! Для того, у кого в разделительных сегментах нет своих возможностей!
— А ты сейчас о чём? — уточняю, осторожно отправляя в рот последний кусок рулета.
— Я тоже вон, с Юнь под руку! И тоже регулярно изображаю разлад! — он с досадой машет рукой и не договаривает. — Но липовый натурал, редактура гена старения в HAMASAKI INCORPORATED и… Виктор!
— Что?
— Я абсолютно искренне считаю, что ты гораздо умнее и сильнее, чем стараешься казаться. Я абсолютно искренне считаю, что о твоём нейропрофиле не известно и одной пятой. — Он переводит дух. — И я абсолютно искренне хочу донести до тебя, что одной половине титульных вовсе ни к чему…
— Последнее я уже понял. Вам ни к чему каскадные усиления второй половины. Это единственное, что я усёк.
— Если бы ты заключил со мной добросовестное соглашение, лично от себя, то в моём лице ты бы получил добросовестную же поддержку всей моей семьи. Поверь, я очень быстро могу доказать, что это выгоднее японцев! Уже молчу, как ты изящно упускаешь сразу два момента своего пребывания у них.
— Какие?
— Внутри самих джапов уже давно нет единства. Как ты думаешь, Онода и Саджо против Хамасаки — это только у нас в школе отношения не сложились? Или какие-то более серьёзные процессы?
— Понятия не имею и знать не хочу.
— Повышаешь ставку? — понимающе кивает собеседник. — Окей. Тика и Хадзимэ Хамасаки. Даже в семье, которую ты принял в качестве опоры, такие же точно процессы. Седьков, ну ты же мужик! Как оказалось. Будь им до конца!
— Дать тебе сейчас в лоб, предварительно перевернув на тебя стол? И на весь зал заорать по-русски о твоей матери и о том, что я с ней делал, предварительно разорвав на груди рубаху? Потом разбить о свою голову стеклянную бутылку и розочкой тебе горло вскрыть?
— Нет, — Чень озадачен. — Признай самому себе, что ты неудачно выбрал точку опоры. Японцы в принципе и Хамасаки конкретно — далеко не лучший вариант.
— Вариант чего?
— Раскрытия всего потенциала ГЕНЕТИКСА, — буднично пожимает плечами китаец. — Который только поколение интегрировать в федерацию. Я так думаю. Потому что там реально лет на пятнадцать работы! Соответственно, сливки будем снимать уже мы, а не поколение родителей. А ты, по большому счёту, наследник, хотя и весьма странный.
— Занятный ход рассуждений.
— Я именно потому и подошёл к тебе сам. Своим взрослым я всё объясню, если мы договоримся. В отличие от японцев, на вторые роли тебя задвигать не буду. Слово.
— А какой тебе интерес в этой благотворительности?
— В смысле? При чём здесь благотворительность?
— Я, по твоим словам, в союзе с тобой имею больше потолок роста, так?
— Да.
— А ты? Тебе какая выгода?
— Ты что, не в курсе и китайских раскладов? — не в первый раз удивляется собеседник. — Ну ты даёшь. Уж врага б мог знать. С твоим наследством семья Чень из равных становится первой. С нашим наследством, — быстро поправляется он. — Просто у тебя есть ресурс, но нет возможностей его легализации и масштабного использования. А у меня, — он касается ногтем иероглифа собственной фамилии на своём браслете, — есть эти возможности, но нет твоей интеллектуальной собственности.
— А Хамасаки…
— Ну, схватился ты за первую соломинку, пока тонул. С кем не бывает. А сейчас тебе поступает предложение от более серьёзного плавсредства.
— Не сочти за моё согласие, — не говорить же ему, что я вообще не ориентируюсь в том, что он сейчас вещает. А информацию из подобных подкатов всегда нужно извлекать по максимуму, азбука интриги (как говорят Хамасаки и Мартинес). — Но логичен мой тебе вопрос, даже несколько.
— Задавай.
— Первое. Нафига это нужно мне? От добра добра не ищут.
— Ты по-любому в любом проекте идёшь на вторых ролях, это чтоб сказать мягко. В то время как потенциал ГЕНЕТИКСА — это джокер. Тебе знакома идиома об использованном презервативе?