— Вроде не скрываю.
— Я бы сформулировал иначе. Наши возможные договоренности, которые могут стать результатом нашего с вами личного знакомства, должны быть выгодны обеим сторонам.
— А такое бывает? Там, откуда я родом, все сплошь и рядом бредили категориями игр с нулевой суммой.
— Вы же сами даёте этому оценку, — равнодушно пожимает плечами полицейский. — Бред. Я должен как-то прокомментировать?
— Так я это понимаю потому, что математик. И кроме игр с нулевой суммой бывают и другие — видно из определения.
— Что вас тогда смущает?
— У сожалению, у меня сложилось впечатление, что думающих на этом уровне в данном мире немного — все просто обленились с этими концентраторами.
Чёрт. Кажется, я только что против воли завуалированно обозвал его дураком.
Коули реагирует абсолютно спокойно:
— Значит, мы с вами оба понимаем, что бывают и другие союзы. Хорошо, буду откровенным и я. После того, как в течение ближайшей пары суток я доказательно установлю виновных, хочу, чтобы в метрополии за меня замолвили словечко. По взаимному согласованию и к строго в нужный момент.
— В каком плане?
— Когда цветной типа вас или меня в моей службе подсекает на крючок большую рыбу из первого списка титульных, девять раз из десяти на дело мухами тут же слетаются эти самые титульные. Что вас так веселит?
— Извиняюсь, это не в ваш адрес.
— Я мониторю вашу достоверность. Пожалуйста, будьте до конца откровенным, если вы заинтересованы в нашем разговоре. В противном случае просто пройдёмте дальше.
— Да меня просто цветным никто и никогда не называл. Там, откуда я родом, цветными считались как раз китайцы, японцы и такие, как вы. Прошу прощения, если ненароком залез в запрещённые этнические сферы — вы сами спросили.
— Ну, вы же из разделительных сегментов, — он теряет интерес к вопросу, снова погружаясь в какие-то свои размышления. — Видимо, там просто другие титульные заморочки.
— Нечем крыть.
Кажется, я понял. Когда нервничаю или стресс во время общения здесь, мой идиотский смех — просто защитная реакция психики. Доставшаяся по наследству от предшественника.
— Детектив, меня немного смущает неформальный характер нашего общения плюс некоторая аморфность потенциальных договоренностей.
— Мне вам честь отдать?!
— Просто поясните, пожалуйста, исчисляемыми категориями: чего именно вы ожидаете в ответ? Что вы очень быстро найдёте убийц моей матери, я уже понял.
— Полагаю, что я уже нашел. Дело лишь в подготовке доказательной базы. Вас-то что смущает?!
— Откровенно говоря, я думал категориями своей родины: каждый труд должен быть оплачен. Предположил, что небедный концерн, одна из компаний которого принадлежит мне, может отблагодарить...
— СТОП! Вы не на родине. Здесь деньгами измеряется далеко не всё и вам бы лучше к этому привыкнуть поскорее. — Его взгляд становится пронзительным. — К тому же, моя официальная зарплата достаточна для того, чтобы не побираться с протянутой рукой среди родственников пострадавших!
— Тогда возвращаемся к моему вопросу. Извините, если задел: в нашей с вами беседе абсолютно не ориентируюсь, при этом пытаюсь контролировать границы собственных интересов. Чувствую себя неуверенно — как следствие, ошибаюсь.
— Принято. Пожалуйста, воздержитесь от предложения мне денег впредь. Ответ: дело в том, что я очень хочу довести этот кейс до конца. — Полицейский из министерства многозначительно смотрит на меня.
— Видимо, в этом месте я должен спросить, какой именно конец вы подразумеваете.
— До самого суда, чтобы по согласованию с юстицией выступить государственным обвинителем.
— Это какая-то знаковая карьерная веха? — лихорадочно роюсь в памяти Вити Седькова.
Как назло, его очень специфические познания в юриспруденции на эту тему молчат. Ну не готовили его для полиции или прокуратуры.
— Да. Вы что, вообще не ориентируетесь?
— Сказал же. Плюс вы мониторите достоверность — зачем мне пытаться вас обмануть.
— Стать обвинителем по данному кейсу всё равно, что стать с титульными вровень в негласной иерархии министерства. На самый верх. Обвинение в исполнении дознания или полиции — очень большая редкость, особенно на этом уровне. Допускается законом, но не практикуется.
— Плюс вы не титульный?
— Да. — Он твёрдо смотрит мне в глаза. — А если на суде цветной типа вас или меня будет обвинять титульных — это способно сдвинуть сразу массу замшелых столбов, которые давно пора менять.
— Даже не знаю, что сказать.
— Вы спросили — я ответил. Это и есть мой личный интерес. Первый шаг из того списка, который я себе наметил. Для него нужна поддержка. Что вам опять не нравится?!
— Решаем вопросы космического масштаба на коленке.
— А все серьёзные вопросы решаются именно так. По крайней мере, между цветными — если судьба занесла наверх и амбиции в порядке. К сожалению, вы натурал и не можете промониторить мою достоверность, но я при случае повторю при ваших близких, которым вы доверяете. — Он как будто забивает сваи словами.
— Думаю, нет необходимости.
На самом деле я отлично понимаю, что больше всего мне сейчас не хватает Миру и девчонок: они бы как минимум пояснили, что происходит.
Но увёл от них он меня тоже неспроста. И разговор этот затеял до того, как я опознаю Наталью Седькову.
Что бы это всё значило?
Коули принимает мою попытку проанализировать происходящее по-своему. Начинает добавлять аргументы:
— Если есть один цветной, который подгрёб под себя HamQualCon, ещё и в школьном возрасте, почему бы не возникнуть и второму? Честному правоохранителю, ни разу не запятнавшему себя даже тенью подозрения?
— Что это даёт?
— Шутите?! — он прямо цитирует меня самого. — Один — случайность, пара — закономерность, а когда появится третий — уже система.
Интересно, неужели это и есть та тенденция среди нетитульных, о которой между собой говорили Тика и Дальхис.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Глава 4
Мой рассказ о беседе с Коули плавно переходит в обсуждение второй знаменательной новости.
— Судя по расшифровке генов, Наталья Седькова — твоя суррогатная мать, не генетическая, — Миру невозмутимо отламывает кусок пиццы и запивает это всё каким-то вонючим национальным чаем.
Ладно, не вонючим. Просто аромат такой, что хоть святых выноси. Очень на любителя.
— Занятно, хотя и до сих пор непонятно.
— Берётся яйцеклетка. Оплодотворяется, затем... — нестеснительная Мартинес при виде неуверенности на моём лице начинает объяснять деликатные физиологические подробности.
— ТОРМОЗИ! — резко дёрнувшись, проливаю томатный сок на рубашку. — Я примерно представляю, куда её дальше помещают!
Ну не за столом же, в самом деле.
— А что тебя смущает? — начинает веселиться Эрнандес.
Что из двух латиноамериканок не дура каждая, я знал. Но как именно сдержанная и немногословная Ана вычислила этот неочевидный момент — вопрос. Причём, насколько могу судить по мимике остальных, и Мартинес тоже в шоке от такой сообразительности лучшей подруги.
— Сразу несколько моментов меня смущают, — тянусь за своим куском пиццы. — Первое. Почему мы так по-разному выглядим?
— Пф-ф-ф, идиотский вопрос. — Моя японская сестра не заморачивается деликатностью. — Рыжий, в клиниках HAMASAKI INCORPORATED планирование внешности — базовая услуга, которая вместе с экстракорпоральным оплодотворением идёт вообще бесплатно, если ты не знал! Тем более на уровне таких смешных признаков, как мой азиатский глаз или твой, лупатый. Это даже не редакция гена, такое на уровне нейрокоррекции делается на этапе зачатия. У наших родителей такие возможности были, хе-хе.
— Не знал. Но ты сейчас ответила на вопрос, как. А я спросил, почему?