Глава 10
— Господа, господа! — в середину импровизированного ринга ввинтился один из латиносов. — Предложение от программы-букмекера: ввести ограничение времени на поединок!
В качестве иллюстрации его слов над ладонью зажглась голограмма.
— Да, справедливо, — первыми отозвались англоговорящие, вчитавшись в детали. — Поддерживаем.
— Поддерживаем, — кивнула за отсутствующих японцев Хамасаки. — Потому что если затянется, в другой корпус на биологию не успеем. По-хорошему, и минуты хватит понять, чем оно всё кончится…
— … с учётом преамбулы, — подхватила Эрнандес. — Китай, ваше слово?
— Да без проблем, всегда готов. Минута — за глаза. — фыркнул Чень, демонстративно активируя полную панель боевых расширений.
Полностью лицензионных, между прочим, потому чертовски дорогих.
— Ало, а меня никто спрашивать не собирается? — скромно поднял руку убогий. — Я, если что, сторона конфликта.
Присутствующие озадаченно уставились на дурачка.
— Ну смотрите. Вот например заканчивается эта ваша минута — а я, допустим, бить это животное не прекращаю, — пояснил он, изящно сплюнув под ноги китайцу. — Что дальше делаем? Вмешаетесь в драку, что ли? Так это прямо влияет на итоги ваших пари: результат-то автоматически аннулируется, нет?
— Поднимаю. — Вдруг раздалось от Хамасаки. — Втрое. Моя ставка скорректирована, условие: через минуту от Седькова будет зависеть если не всё, то минимум половина итога. Точка.
— Это как? — Юнь задумчиво наморщила лоб. — Технически это как возможно? Не соображу.
— Сама понятия не имею, — фыркнула японка в ответ. — Попой чувствую, что будет именно так. А искин рассудит, что да как. Формулировка именно эта.
— Ну-у, если подумать, то когда Рыжий лежит и его пинают — то в этот момент от него ничего не зависит, — выдала, поднатужившись, Мартинес. — Получается, японская ставка — на то, что Рыжий будет ещё на ногах и будет в состоянии драться. Как-то так.
— Эй, дорогая! Не нужно за мои деньги озвучивать мои же решения за меня! — возразила Миру. — Если ты ставишь на свою формулировку, то делай это своими деньгами, а не моими! Или тебе в лоб прямо тут зарядить, чтобы берега не путала?!
Обычно тихая, хладнокровная, спокойная как удав Хамасаки никогда так себя не вела. Ей всегда хватало пары слов при минимуме эмоций, чтобы очертить личные границы.
А сегодня что-то впервые вышло за рамки.
— Чего ты так завелась? — озадачилась латиноамериканка. — Миру, я ж без злобы! Просто вслух думаю.
— Потому завелась, что ты решила поговорить за меня! Не нужно за меня разговаривать, я сама справлюсь! — японка перевела дух. — Повторяю. Вот три… нет, шесть штук на то, что через минуту от Рыжего итог поединка всё ещё будет зависеть. В числовом выражении — не менее чем наполовину. Арбитраж — на совести искина. СТАВКА СДЕЛАНА!
— То есть, ты не возражаешь, если ограничимся минутой? — придирчиво уточнил Мануэль. — Просто говоришь, что этой минуты может не хватить?
— Бл**ь… Я что, стала плохо болтать по-английски? ПОВТОРЯЮ В ТРЕ…
— Понял, понял, понял! — латинос примирительно поднял перед собой ладони. — От Рыжего что-то там будет зависеть через минуту, искин рассудит! На это ты ставишь шесть штук, под предыдущий коэффициент! Но если мы захотим прекратить поединок через шестьдесят секунд, ты не возражаешь. Да?
Хамасаки сжала губы в узкую полоску и два раза хлопнула в ладоши, после чего подняла вверх большой палец.
Обновлённая голограмма над рукой Мануэля возвестила об общем знаменателе между всеми участниками пари.
— СТОП! — Рыжий оттолкнул в стороны пару подошедших слишком близко англоговорящих. — Миру, возьми в долю? — он пронзительно посмотрел на японку. — Если отдашь одну десятую выигрыша, твоя ставка сработает. Считай это моим обязательством.
— Ты хочешь сказать, что можешь продержаться по своему усмотрению? А можешь и сдать бой? — Макс сделал шаг вперёд с заинтересованным лицом.
— Не твоё собачье дело, — холодно бросил Седьков. — Не с тобой разговариваю. Если хочешь, с тобой поговорим после китайца. Миру, ты же меня поняла, правильно?.. Пожалуйста.
Присутствующие напряглись не по первому разу.
На их глазах открыто происходило что-то со скрытым подтекстом, который только эти двое явно понимали.
Но что?
Тем более что пара Седьков-Хамасаки была вообще за пределами самого смелого воображения.
— Сговориться не могли, — кивнула сама себе Эрнандес, размышляя над неожиданной вводной.
— Раньше не общались: с Рыжим вообще никто не разговаривает. Никогда, — подхватила Мартинес.