- Все из-за тебя, дорогая. Все время делаешь вид, будто я - настоящий цыган, с табором, жестяным чайником и бабкой с черной трубкой.
- Разве ей не понравились бы эти карты? - с жаром проговорила Нэнси. - Ой, Генри, дорогой, если бы у тебя была такая бабушка, она рассказывала бы нам истории про Таро, а может быть, даже гадала бы по этим - как ты их назвал, папочка? -Старшим Арканам.
- Может быть, посмотрим дальше? - сменил тему Ральф.
- По крайней мере, у меня есть дедушка, - сказал Генри для Нэнси.
- Подумаешь, дедушка! - поддразнила она. - Спорить могу, он живет в доме с электрическим освещением, а вовсе не в таборе под звездами. Может быть, он объяснит нам, что это такое? - она достала последнюю карту, помеченную нулем. Объяснения действительно не помешали бы, потому что карта выглядела весьма необычно. На ней был изображен молодой человек в чужеземной одежде, раскрашенной полосами - черной, серой, серебристой и красной. Ноги и руки его были обнажены, на плече лежал посох, по которому змейкой бежала резьба, а к посоху была привязана круглая сума, чем-то похожая на шары, которыми играл Жонглер. Перед ним танцевала в воздухе стрекоза или какое-то другое крылатое создание; сбоку тянулась к нему рысь или молодой тигр - не то ласкаясь, не то нападая. У человека были очень яркие глаза. Он улыбался так открыто и восторженно, что эта улыбка вызывала даже легкое опасение. Ни один человек в здравом уме не бывает настолько счастлив. Казалось, он только на миг задержался перед тем, как сделать следующий шаг. Никакого заднего плана у карты не было только ровный золотой фон.
- Нет, - сказал Генри, - это довольно трудно. Эта карта - тот самый непредсказуемый фактор.
- Непредсказуемый для чего? - уточнил м-р Кенинсби.
- Ну, - Генри на секунду задумался, - скажем, если хочешь узнать судьбу по картам Таро. Как известно, гадательных систем существует несколько, но ни одна из них не говорит, что означает Шут. Обычно его добавляют к Старшим Арканам до двадцати двух.
- Их и есть двадцать два, - сказал м-р Кенинсби. -Я только что перечислил все номера.
- Нет, сэр, - ответил Генри словно нехотя. - Это не совсем так. Строго говоря, их - двадцать одна и ноль, как говорила мисс Кенинсби. А ноль - он и есть ноль, ничего, то, что не считается.
- Может, еще какие-нибудь посмотрим? - спросил Ральф.
- А ты умеешь по ним гадать? - с надеждой спросила Нэнси, но Генри покачал головой.
- Не так, как нужно. По крайней мере, пробовать мне бы не хотелось. Но вообще-то это можно; мой дед должен знать, как это делается. Очень любопытные карты, а эта колода - особенно.
- А что в ней такого особенного? - не отставала Нэнси.
Генри ответил, не сводя глаз с карт:
- Говорят, что тасует карты земля, раскладывает дождь, перебирает ветер, а разделяет по мастям огонь. А Старшие Арканы могут объяснить все, что происходит в мире, они есть мера бесконечного танца.
- Какие-нибудь простонародные суеверия, надо полагать? - заметил м-р Кенинсби, от всей души желавший, чтобы его дочь не связывалась с таким суеверием, как этот Генри Ли.
- Скорее всего, так оно и есть, сэр, - ответил молодой человек. - Мой народ любил рассказывать эти истории еще в те времена, когда весь табор собирался вокруг костров.
- Жутко интересно, - сказала Нэнси. - А что такое "бесконечный танец", Генри, миленький?
Он легонько приобнял ее, как только м-р Кенинсби повернулся к ним спиной.
- А разве ты не знаешь? - шепнул он. - Посмотри на седьмую карту.
Она послушно отыскала глазами нужный номер и увидела под монограммой двух влюбленных; обе фигуры в золотистом ареоле, обе - с протянутыми навстречу друг другу руками, обе одеты в шкуры какого-то дикого зверя. Они шли рядом, танцуя, по длинной дороге, которая начиналась с точки на горизонте и выходила на передний план. Рука Нэнси накрыла руку Генри, она улыбнулась ему и сказала:
- Только-то?
- Это, по крайней мере, первый шаг, - ответил он. - Если, конечно, не начинать с Отшельника.
- Сибил, я жду, - напомнил м-р Кенинсби, и Си-бил поспешно взяла следующую колоду, а Ральф с видимым удовольствием собрал колоду Таро и убрал на место.
Но интерес зрителей внезапно иссяк. Генри и Нэнси были заняты собственными чувствами, м-ру Кенинсби и его сыну стало скучно, и через пару минут Сибил учтиво произнесла:
- Не кажется ли вам, что на сегодня довольно? "Она и вправду всегда точно знает, когда остановиться", - подумал про себя м-р Кенинсби, а вслух заметил:
- Как хочешь, как хочешь. Что скажете, Генри?
- А?.. - вздрогнул Генри и тут же согласился, - О, как вам угодно.
- Я за то, чтобы их убрать, - сказал Ральф еще охотнее, чем отец. Недурственная коллекция. А те, как-вы-их-там-называли - просто главный лот.
Часа два спустя Нэнси провожала Генри до дверей. Звезда, низко висевшая над горизонтом, напомнила ей одну из "как-их-там-называют" карт.
- Ах, дорогой, ты научишь меня предсказывать судьбу по тем картам - ну, по особенным?
- По Таро? - переспросил Генри с легкой иронией.
- Если ты их так называешь, - сказала она. - Я немножко умею гадать по обычным.
- А рука у тебя чуткая? - спросил он. - Тут важно чувствовать, как карты ложатся, не неволить себя, делать то, что они скажут.
Нэнси поглядела на свои руки, пошевелила кистями.
- Почему бы и нет, главное - не торопиться. Ну, испытай меня, Генри, милый.
Он положил обе ее руки к себе на ладонь.
- Мы попробуем, дорогая, - серьезно произнес он. - Мы обязательно попробуем, что ты сумеешь сделать со Старшими Арканами. Если это действительно та самая колода... Как ты думаешь, твой отец не мог бы продать их мне?
- Зачем? Они тебе нужны? - удивилась Нэнси. -Я всегда знала, что ты все-таки настоящий цыган! И ты сменишь обличье и уйдешь к своему племени? Ой, давай, а я стану цыганкой. "Добрый господин, добрый господин", - затараторила она. - И каждый кладет в мою ладонь по фунтовой бумажке, потому что я прекрасна, а Король, может быть, поцелует меня на виду у всех придворных дам. Тебе это понравилось бы? А потом он подарит мне бриллиантовое кольцо, а ты будешь хвастаться им, когда всякие судьи придут к нам пить чай. И не уверяй меня, что не придут, потому что ты станешь судьей, и вы будете обсуждать всякие случаи, а у меня останется только бриллиантовое кольцо, чтобы вспоминать, как Король Англии подарил его нищей цыганской девочке, когда она еще не превратилась в леди Ли и ей не приходилось смягчать сердце своего мужа, чтобы он был подобрее к бедным осужденным, которых приводит к нему полиция. Теперь ты знаешь, о чем я мечтаю, и когда увидишь, что я задумалась, никогда, никогда не мешай мне.
- Вряд ли мне удастся тебе помешать, - заметил Генри.
- Противный! - надулась она. - Ты смеешься над своей бедной Нэнси! Скажи еще, что я болтушка! Что же мне, на пальцах с тобой разговаривать, - она, дурачась, подняла руки и неуклюже воспроизвела несколько жестов из языка глухонемых, - чтобы объяснить, в какой магазин я собираюсь?
Он поймал ее руки в свои и легонько сжал.
- Не хвастайся своей красотой, радость моя, а то когда я стану судьей, придется разбираться с твоим слишком гордым сердечком, и в наказание отправлять твои нежные руки в тюремную прачечную.
- А я завлеку сына губернатора и убегу, - сказала она, - и напишу балладу о жестоком судье, и о том, как он сначала побил, а потом запер свою милую. Дорогой, тебе пора идти. До завтра, хорошо? Поезжай домой и ложись спать. Спокойной ночи. С тобой ведь ничего не случится, обещаешь?
- Я пресеку любые происшествия в самом начале, - сказал Генри. - Если что-то начнет происходить, оно у меня не обрадуется.
- Хорошо, - сказала она. - А то мне совсем не хочется, чтобы еще что-нибудь происходило. Ну же, спокойной ночи - почему ты все еще здесь? Тебе ведь не очень далеко до дома. К полуночи наверняка доберешься.
Но той же ночью, когда Нэнси уже спала, Генри выехал из Лондона и повел машину на юг. Лишь далеко за полночь он остановился возле одинокого дома в холмах Сассекса.