Прислуживала им Домна. В новой поневе, в рубашке расшитой, она беззвучно носилась по горнице, будто плавала. Юрша подал ей кружку хмельной браги, она расцвела розовым маком.
На второй день пребывания в Хлынове Юрша с утра слушал старосту, который перечислял угодья: сколько пашни, лугов, леса, неудобной земли, какой урожай собрали, сколько скота на зиму пойдет. Юрша удивился, как без единой записи старик столько запомнил. Староста с достоинством ответил:
— Грамоте разумею, барин. Дай Бог царство небесное дьяку Игнатию, обучил меня, когда пушкарем был, еще при государе Василии Иоанновиче. Да все равно без надобности: бумаги у меня нет, да и чернил где возьму.
Много нового узнал Юрша, о чем раньше и не задумывался. Оказывается, нужно было решать, когда зерно везти на продажу, теперь или к весне? Из каких денег платить государеву подать? Что делать с недоимщиками? Таких две семьи да бобыль: брать у них нечего, в избах пусто, и работать некому. И еще ворох всяких неприятных вопросов. На каждый из них у старосты готовое мнение, вроде бы разумное. Однако прежде чем решать, Юрша хотел присмотреться. Поспав после обеда, сказал Акиму, что решил посетить жилища крестьян. Тот засомневался:
— Юр Василич, дворянское ли это дело — к смердам идти?
— Самое дворянское, — возразил Юрша. — Прежде чем пойти в бой, ты обязан знать, на что годится каждый вой и каков его конь. А тут, отец, не проще, чем в бою.— Что ж, пойду кликну Михея.
Староста воспринял затею барина как блажь и предложил:
— Пойдем ко мне, барин. Я тут рядом, за церковью.
— К тебе потом. Начнем с дальнего края.
Пока шли вдоль деревни, Михей сказал:
— Об одном деле забыл сказать. Юрьев день скоро, отходная седмица началась. У нас тут богатый мужик уходить собрался, отходные деньги сдал. А сейчас обратно взял. Говорит, барин ему понравился, раздумал на другой земле счастья искать.
Крайней оказалась крохотная нахохлившаяся избушка об одно окошко. Сени и сарай заменял плетневый закуток, заваленный навозом. Дверь в избу больше походила на лаз. Преодолев его, Юрша оказался в темноте — пузырь в окне обледенел. В избе стояла страшная вонь, аж перехватило дыхание... Протиснувшийся за ним староста объяснил:
— Тут бобыль живет. Сторожем мы его числим. Но ежели его не разбудить, и день и ночь спать будет. Эй, Кургуз, вставай! Барин к тебе пожаловал.
Привыкнув к потемкам, Юрша увидел, как с печи свалился к его ногам маленький лысенький человечек, на лице, вместо бороды и усов, лохматились беспорядочные клочья седых волос. Человечек завопил:
— Батюшка-барин! Гость-то какой! Прости бога ради! Только-только прикорнул!
Он начал тараторить, а из-под печки выскочила коза, принялась бегать по избе и жалобно блеять. Староста перекричал их:
— Не греши, Кургуз! Ты всегда спишь. Козе корма заготовил? — И пояснил Юрше: — Всей животины у него — одна коза, и ту прокормить не может.— Заготовил мало-мало. Копенка в лесу стоит. Вот теперь по снежку перевезу на санках.
— Лоси разбили твою копну. А дрова где? Я ж велел заготовить.
— Эх, Михей, не позорь меня перед барином! Лес рядом, на топку всегда набрать можно.
— Вот работничек! Недоимки за ним из год в год переходят. Кургуз, мое последнее слово при барине говорю: от Рождества и до Великого поста будешь к барскому двору дичь доставлять. Когда-то ты силки мастер был ставить. Будешь отлынивать, козу отберу!
Когда вышли из избы, Юрша вздохнул полной грудью:
— О боже мой, как он живет в такой грязи и вони?! И больно ты грозен с ним...
— Что ж, барин, делать, его лаской не проймешь. Прикажи на конюшне отодрать, тогда, может, за собой, поганец, убирать начнет. И коза у него некормлена небось. Прошлую зиму животина не сдохла потому, что сердобольные бабенки подкармливали ее.
Подошли к такой же покошенной хате. Но тут был двор с хлевом, в сенцах кудахтали куры.
— Маланья — вдовица, — пояснял староста. — Муж ушел на государев извоз и сгинул. Лет пять ни слуху ни духу. Баба работящая, четырех ребят тянет, скоро помощник подрастет. А пока недоимка числится, да отец Нефед обещал оплатить, ее сын Кирилка в церкви помогает.
В полутьме избы Юрша рассмотрел ткацкий станок под полатями, зыбка посреди избы, в ней малютка с тряпичной соской, а зыбку качает малолеток в короткой рубашке. Хозяйка, увидев барина, растерялась, стала на полпути к столу с рогачом, на котором парился чугунок. Потом сорвалась с места, чугунок на стол бросила, в пояс поклонилась, приговаривая:
— Милости прошу, гости дорогие! — Быстро вытерла подолом лавку. — Может, репки отведаете? Отменная нынче родилась. О Господи, что говорю!