— Видишь, а я не знал. Потом сходи в подворье митрополита, возьми книгу мою. На обратном пути из Москвы привези какую ни есть мягкую рухлядишку...
Обо всем наставление получил, а о Тонинском ни слова. Аким решился напомнить:
— А в Тонинское что отвезти?
На какое-то мгновение Юрша поморщился, как от боли:
— Незачем ехать туда, Акимушка.
— Как незачем? Ты что?..
— Отговаривал ты меня, отец. Поначалу сердился я, а теперь вижу, ты прав. Не пара я ей.
— Батюшка, Юр Василич! А как же боярышня? Ведь я не слепой: ты ей сильно по сердцу пришелся.
— Время излечит, Акимушка. И мне нелегко. Да как я боярышню сюда привезу с бабками, с няньками? Тут повернуться негде.
— Эк, о чем пригорюнился! У тебя и другое поместье есть. Дом там разваливается, это верно. Зато людишек много, да и мы не без денег. За лето хоромы отгрохаем!
— Прокофий не отдаст дочь за безродного. — Государь обещал сватом пойти.
— Отдалился я от государя.
— Поправишься и сызнова приблизишься.
— Не будет того, чует мое сердце. Вроде как в опале я.
— За что опала? Опальным поместья и деньги не дают, а тебе смотри сколько отвалили.
— Чего ты меня терзаешь, Аким? Ты же знаешь, что жениться мне нельзя. Вдруг государю донесут. Сейчас о моей матери знают, кроме нас с тобой, еще двое, а то и трое, да по скитам, по монастырям... А узнает что Иоанн Васильич, он не только меня, но и жену мою не помилует. Вдруг дети пойдут, их, малолеток, тоже не пожалеет. Видно, судьба у меня такая, нужно в сторонку отойти, в монастырь податься. Федор — достойный муж для Таисии. Дай Бог им счастья.
Аким, потупившись, долго молчал, потом неуверенно сказал:
— А может, гроза стороной пройдет? Зачем от своего счастья отказываться? Государь твою службу знает, никому не поверит.
— Нет, не минует. Ему что-то известно. Помнишь, перед отъездом из-под Казани ко мне тысячник приходил? Дарственные деньги принес. А я его спросил: почему из всей тысячи только мою сотню на стены послали? Он ответил, что, мол, боярин перепутал: утром перед началом дела пришел и сказал, что государь приказал сотню Монастырского в самое гиблое место послать. А теперь, вишь, самые высокие наградные и сотнику и стрельцам. Ну а я мыслю так: не ошибся боярин. Государю что-то известно стало, вот он и решил избавиться от меня. Я тогда сразу почувствовал, когда у него был и про убийство Михаила говорил. Вот так-то, отец.
— Ой, Юр Василич, боюсь, что ты возомнил. И опять же, девку молчанием обижать нельзя. Нужно объяснить как-то.
— Правду говорить нельзя, а кривить душой не могу. Скажи: ухожу в монастырь.
— Да ты что?! Впрямь думаешь о монастыре?!
— Думаю. Другого выхода не вижу. Надену монашью рясу, а то и схиму, и все мирское отойдет, и гнев царя не устрашит меня. Так думаю: рука окрепла, перебелю сказание о Туле и поеду к царю просить разрешение вернуться в монастырь. Поверь мне, это лучше, чем жить и дрожать за себя, жену и детей. А ты не печалься сверх меры, по-другому все сложится... Коня Лебедя подари ей, память обо мне хоть какая ни на есть...
11
В тонинском дворце привратник узнал Акима и пропустил на двор. Он же разыскал дворецкого и попросил доложить боярину. Тот горестно покачал головой:
— Болен боярин Прокофий, никого не принимают. А боярин Афанасий из-под Казани не вернулся пока. Управляет всем барыня Мария.
Аким не предполагал встречаться с ней, но делать было нечего, и он махнул рукой:
— А, была не была, доложи: стрелец Аким от сотника Монастырского по делу.
Ждать пришлось долго. Аким бродил по двору в надежде увидеть Таисию или кого из знакомых девок, но тщетно. И вдруг столкнулся с Малайкой, ее казачком. Аким к нему, как к родному:
— Здравствуешь, Малайка! Прости, бога ради, христианского имени твоего не знаю.
— Не знаешь, и ладно. Чего обрадовался?
— Малайка, дорогой! Вот тебе грош. Скажи боярышне: на дворе, мол, Аким. Повидать хочет.
— Под батоги меня подводишь, стрелец! У нас теперь строго. А за грош благодарствую.
Аким рассердился:
— Так грош-то верни. — Но Малайки и след простыл.Тут крикнул дворецкий и проводил его во дворец. Мария стояла посреди горницы в розовом летнике, высоко подняв голову в расшитом кокошнике, презрительно рассматривая стрельца. Позади ее стоял Малайка. Аким снял шапку и низко поклонился. Мария резко спросила:
— Что нужно?
— Сотник Юрий Васильевич желает тебе много лет здравствовать, барыня... — начал Аким, но та прервала его:
— Не ври, стрелец! Он не знал, что со мной говорить будешь.
Аким будто ничего не слышал: