Петр не мог сообразить, сколько времени прошло, как остался один. Пять раз приходили и утаскивали землю татарские землекопы. Понял — они рыли на большей глубине, чем пол каморы. Но тревога не проходила: вдруг Сысою не поверят розмыслы! А татары все ж могут наткнуться на подкоп. Что делать? Биться с ними? Или подрывать мину и гибнуть тут?!. Когда услыхал шаги в подземном ходе и увидел отсветы фонаря, перекрестился.
Первым вошел в камору Иван Григорьевич Выродков — дьяк, ведающий подкопами, за ним — иноземный розмысл. Дьяк был чуть ли не на голову выше розмысла, и ему трудно достался подземный ход. Войдя в камору, он выпрямился во весь рост, расправил плечи и громко вздохнул. На низкий поклон Петра, слегка кивнув, глухо спросил:
— Ну, где татары?
— Землю поволокли, сейчас придут.
Прошло сколько-то времени, татары не возвращались. Подождали еще. Выродков резко повернулся к Петру:
— Так, может, татары приснились тебе?
От слов дьяка у Петра похолодело в груди, но ответил с достоинством:
— Не спал я, Иван Григорьевич. Биться с ними готовился, а стали б одолевать, сунул бы фонарь в бочку. Чу!..
Татары пришли и занялись своим делом. Выродков приложился к стене, Петр подал ему овчину, тот встал на колени. Розмысл нагнулся над ним. Когда татары утащили землю, дьяк спросил, что думает розмысл. Тот уверенно ответил:
— Местоположение нашей мины татарам известно. Ошибка контргалереи — полсажени.
Дьяк сделал вид, что сомневается:
— А может, татары воду ищут?
— Искать воду в полсажени от нашей мины? Таких совпадений не бывает. Татары знают, что родники и ключи не здесь, а по берегу Казанки. Нет, они ищут нас.
— Но почему так лениво работают?
— Не лениво, Иван Григорьевич. Они сразу роют много прямых галерей, вот так. — Розмысл показал на пальцы раскрытой ладони. — Потом начнут соединять галереи и простукивать, тогда обнаружат нас.
— Выходит: пора поднимать воев?
— Да, нужно.
— Добро! Идем до князя Воротынского.
Беседу прервал шепот Петра — пришли татары... Когда они ушли, Выродков подозвал Петра и Сысоя:
— Мы идем к воеводе. Пришлю гонца, он скажет, когда зажигать запальную свечу. Ежели до этого наткнутся на вас татары, взрывайте мину. Ты, Петро, хотел сунуть фонарь в бочку. Это просто, живым остаться - труднее. У вас доски есть?
— Вон в углу, от потолка остались.
— Так вот делайте так: загодя выстелите доски, сажени две-три, протрите досуха. Приготовьте зелья несколько совков. Когда татары наткнутся на вас и загалдят, один насыпает на доски дорожку пороха, другой ждет и ударит первого, кто полезет. И уходите, последний поджигает пороховую дорожку. Жизнь и слава ваша в руке Господней.
В ночь перед общим приступом государь не мог уснуть. С вечера он беседовал с протоиереем Андреем, но успокоение не пришло. Потом долго маялся на жестком ложе. Со зла ударил Спиридона, который осмелился задремать, стоя на коленях около царя.
Часа в два пополуночи приказал будить священнослужителей и пошел в походную церковь, что рядом с его шатром. Отблески свечей и лампад в каменьях и золотых окладах икон и старинных складней, тихое чтение Священного Писания сказали ему о близости Бога, который не оставит его Своей милостью, дарует победу над неверными. Под такой защитой царь почувствовал себя уверенней; он оглядел тех, кто в любой час ночи готов вместе с ним вознести моления о победе, и его вновь охватило беспокойство: радом находился только князь Владимир Андреевич да два стражника, коим положено повсюду следовать за ним. Вон еще кто-то вошел, но мало, мало! Ни одного большого воеводы! Робкую мысль, что воям перед боем нужен отдых, он тотчас отбросил — только Всевышний решает, кому даровать победу! Иван простер руки к образу Спасителя и, громко зарыдав, упал на колени...
Князь Михаил Воротынский и Адашев, войдя в полотняную церковь, увидели всех стоящими на коленях, опустились и сами. Моление продолжалось томительно долго. Не дождавшись его конца, Воротынский наклонился к Ивану и громким шепотом сказал, что подкоп обнаружен врагом. Иван задержал задрожавшую руку у лба, не закончив крестное знамение, растерянно взглянул на князя и Адашева.
— Нужно, государь, начинать, — продолжал шептать Воротынский. — Прикажи идти на приступ, не дожидаясь рассвета.
Адашев добавил:
— Возможно, придется рвать подкоп до подхода полков...
— Да, да! — вскрикнул Иван, замахав руками. — Поднимайте! Бегите! О Господи! Услышь мя!.. — Иван продолжал молиться с каким-то ожесточением.