Теперь нас избивали через день. Били лениво, все больше старались попасть в область печени.
Для разнообразия пинали ногами.
Я как заведенный твердил одни и те же фразы: «Не бил!.. Не знаю!.. Страдаем за других!»
Иногда мои показания записывали. Какие давал показания Шурик, я не знал. Впоследствии я узнал, что он сломался и стал выгораживать только себя. Это послужило причиной, чтобы наша дружба лопнула, как мыльный пузырь. А пока все шло своим чередом. Близился день суда. Из КПЗ через суточников мы сумели отправить телеграмму родителям Шурика. Надежды, что ее получат, не было, но именно эта телеграмма помогла нам выйти на свободу. Хочу добавить, что это мое предположение. До конца я не уверен.
Скованных одними наручниками, нас ведут из КПЗ на суд. В КПЗ мы пробыли два месяца. Месяц понадобился только на то, чтоб у нас сошли следы побоев.
У нас землистые лица, вялая походка. Нас ведут на суд.
Возле здания суда Шурик резко останавливается… Возле красного цвета «Жигулей» стоит сухощавый высокий мужчина в форме полковника.
— Отец, здравствуй! — выкрикивает Шурик и пытается махнуть рукой.
Приветствия рукой не получилось. Шурик забывает — на руке «браслет». В локоть второй руки вцепился конвойный. Нас торопят:
— Быстро!.. Быстро, не задерживаться!
Скрепленных «браслетом», нас так и заводят в помещение, где заседает состав суда.
О нашем судье мы слышали. В городе у него кличка «Бриллиантовая рука». Это маленький сухой человек, у которого вследствие какой-то болезни не действует левая рука. Как большинство людей, имеющих физические дефекты, он зол на весь мир. Помимо этого, у «Бриллиантовой руки» молодая неверная жена. Для нас, молодых и недурных собой, это предвещает трагедию.
Еще «Бриллиантовая рука» много пьет, дерется с женой и по утрам страдает с похмелья. Но, как я ни вглядываюсь в его лицо, страдальческого выражения, свойственного лицам с похмелья, я не улавливаю. Птичье, злое, оно выражает нетерпимость и непреклонность.
Он сразу приступает к делу.
— Избили милиционера… рассказывайте… Сначала вы, — называет мою фамилию.
Я плохо слышу свой голос. Мне кажется, что мои слова звучат вяло, не несут эмоционального заряда. Возможно, это следствие ежедневных репетиций.
Ужасно не люблю повторяться. Когда повторяешься, сам себе перестаешь верить.
— Гражданин судья! На протяжении всего времени нас не желают слушать. Все наши доводы о том, что мы невиновны, никто не берет во внимание.
В голове вихрем проносится мысль: «Сейчас он скажет стандартные слова бюрократа: «Так не бывает!». Он слушает.
Подходит очередь Шурика. От его слов меня бросает в жар. Все еще не могу привыкнуть к подлости и предательству, проникшим всюду.
Шурик говорит:
— Я милиционера не бил. А он, — кивает на меня, — может, и бил, но я не видел.
Я, подавленный, молчу. Эти слова — «может и бил» говорят сами за себя. Мне не показалось — даже судья посмотрел на Кузьмина как-то брезгливо.
Судья затребовал пострадавшего. Конвоиры ответили, что тот находится на дежурстве, так как в город прибывает большое начальство. Тогда судья затребовал свидетелей. Свидетелей тоже не оказалось.
Неожиданно «Бриллиантовая рука» вспылил! Подобно маленькой хищной птичке он вскакивает с судейского кресла и срывающимся голосом выкрикивает:
— Безобразие!.. Пострадавший не явился!.. Свидетелей, оказывается, вообще нет!.. Они говорят — не били!.. Убрать! Немедленно отпустить!..
Казахи-конвоиры, один из которых офицер, недоуменно переглядываются.
Судья не успокаивался:
— Отпустить!.. Снять наручники!.. Откормленный офицер от удивления открывает рот, а затем ноющим голосом тянет:
— Б-б-б-бу-у-у-магу н-н-н-на-а-пишите, товарищ судья, без бумаги не имеем права.
На его слова судья правой рукой делает нетерпеливый жест, словно отмахиваясь от назойливой мухи:
— Будет бумага!.. Снимайте наручники.
Из зала суда мы вышли свободными. За последние месяцы я вторично над этим думал и пришел только к одному выводу: такое чувство можно сравнить с чувством первой удовлетворенной любви. Чего мы только не испытываем, проходя через жизнь, но все же свобода и любовь помогают человеку в полной мере оставаться человеком.