У разносившего баланду санитара Леня выпрашивает куски хлеба и, повернувшись ко мне спиной, постоянно жует. Делать самокрутки Леню научить невозможно. Самокрутка разваливается, и драгоценный табак оказывается на полу. Трижды я делаю ему замечания окурки не выбрасывать в унитаз, и трижды окурки оказываются в унитазе. К вечеру нам подселяют третьего. В плотно скроенном, покрытом татуировками парне угадывается рецидивист. Рысьи глаза лихорадочно ищут чем поживиться, кого унизить. Мы обмениваемся фразами, он узнает, что в этой системе я не новичок, и успокаивается. Из-под одеяла показывается Леня. Наметанным глазом Тулянкин, такова фамилия прибывшего, определяет кто перед ним.
Он садится возле Лени, обнимает его за плечи и говорит:
— Где я тебя, земляк, мог видеть?.. Ты на «четверке» не сидел?
Леня сжимается в комок и, запинаясь, отвечает:
— Н-н-н-не… Я тут недавно… Скоро будет два месяца.
— А по какой статье?
Леня называет статью и часть.
— Да ты че, земляк!.. С твоим сроком можно на параше просидеть. Годишник получишь.
Он расспрашивает у Лени подробности: что украл, где, при каких обстоятельствах. Леня успокаивается, ошибочно считая, что его принимают за своего.
Уголовник долго не заставляет себя ждать.
— Тебя завтра в «Кресты» выдернут. Зашли мне свой пуссер… Мине, если здесь не тормознут, скоро на зону, обменяю на чай…
Леня прячет глаза, встает и топчется на месте. Наконец он решается. Видимо, где-то кто-то учил, как нужно себя вести в подобной ситуации, но из уст Лени эти слова воспринимаются как лепет.
— Он мне самому нужен… Мне за него на воле двести рублей давали… ищи бабки, тогда и поговорим.
Сказанное резко меняет обстановку.
Тулянкин хватает Леню большим и указательным пальцами за нос, а кулаком правой руки бьет по голове.
— Ты овца поганая… Я за двести рублей тебя на х…й одену. Скидай, змей, пуссер, а то задолблю.
Тулянкин холоден и жесток. Взвесив силы, он прекрасно понимает, что выиграет. Я же за Леню вступаться не стану, по крайней мере до тех пор, пока насилие не достигнет запретных размеров. Леня снимает рубаху, отдает Тулянкину. Рецидивист прячет добычу в мешок и, мне подмигивая, начинает «политику пряника».
— Ты на меня, братишка, не обижайся. Может, на одну зону пойдем, — говорит, забывая, что у Лени пустячная статья. — Я за тебя заступаться буду, вместе жить будем, — опять мне подмигивает.
Из своего мешка Тулянкин вынимает серую майку.
— Леха, давай, постирай, братишка… Рука что-то болит, менты выкрутили.
Последовательность, с которой опытные рецидивисты подчиняют себе слабых духом, меня всегда поражала. В неволе хомо сапиенс мгновенно теряет человеческий облик и превращается в обычного серого волка.
Вечером Тулянкин обыграл Леню в карты на интерес. Опыта у него было хоть отбавляй. Свою «карьеру» уголовника он начал с 14-летнего возраста. В замашках этого уже 30-летнего мужчины было много от малолетки. В данный момент его интерес сводился к принуждению Лени на акт мужеложства.
Зная и понимая, что вытаскивать в подобной ситуации проигравшегося — дело рискованное, я все же решил помешать рецидивисту до конца сломить это покалеченное родителями существо:
— Туля, завязывай беспредел!.. Мы находимся не в малолетке!.. Я за тебя срок мотать не собираюсь!..
Он попытался было «наехать» на меня, но я вскочил с нары и вплотную сошелся с ним лоб ко лбу. Он стал переводить все на шутку, и нужно сказать, что это у него получалось отлично.
— Вот тебе, Леньчик, ручка, — он протянул Лене шариковую ручку. — Засунь в «очко»[16], и мы в расчете.
Я хотел было, как говорится, впрячься, на блатном жаргоне, помешать, но Леня быстро схватил ручку и полез на унитаз. Через секунду он воткнул ее в задницу, повернулся к нам и спросил:
— Так? Теперь мы в расчете?.. Мы с Тулянкиным рассмеялись.
— Да, в расчете, — сказал Тулянкин. — Гордись, Леньчик, теперь ты искусственный педераст.
На следующий день профессорского сына увезли в «Кресты».
Еще через два дня в тюрьму увезли и Тулянкина.
В день отъезда он опять вскрыл вену, но врач даже к нему не пришел. Санитар, смеясь, перевязал ему руку, и конвой его увел.
Затем через мою камеру прошли убийца пятидесяти лет и девятнадцатилетний парень из Северодвинска.
После вызова к «лечащим врачам» все они возвращались возбужденными и рассказывали одно и то же: крики, угрозы заколоть можептилом и галаперидолом, откровенные издевательства.