Значит, отставить пока Селиванова.
А что там с Красновым?
Краснов из них двоих – лидер. Что хорошо, он способен воспринимать не только удар снизу в печень, но и словесные аргументы. Это его первое отличие от Селиванова. А второе заключается в том, что он уже сейчас не только радуется смене хрипуновских застенков на тюремную камеру и мысленно говорит себе: «Все – фигня! В тюрьме люди тоже живут; много мне не дадут, а на зоне братва подогреет», – он понимает, что серьезно попал, и что никто, кроме него самого, ему не поможет. Если подобрать правильные аргументы, он пойдет на сотрудничество. Заговорит он – не станет отмалчиваться и Селиванов. А уж как только они оба начнут говорить что-нибудь помимо своей дурацкой легенды про незнакомого мужика в кабаке, дело пойдет. Потихоньку, шаг за шагом, но пойдет.
Скорей бы Игорь из Воркуты позвонил! Даже если он не сообщит ничего важного по поводу криминальных занятий и связей задержанных, любая бытовая фактура из их тамошней жизни поможет в расколе...
Распахнулась дверь, в коридор выглянул Соловьев. Шилов подумал, что он хочет сообщить о звонке по межгороду, дернулся ему навстречу и остановился, услышав:
– Тебя шеф разыскивает. Велел срочно зайти.
Кабинет начальника Управления уголовного розыска имел не по должности скромные размеры и был обшит светлыми панелями под дерево. На стене над головой Громова висел российский герб на фигурной дощечке, среди бумаг на письменном столе возвышалась модель танка «Т-72». Танк блестел гладким корпусом и воинственно топорщился пушечкой, будто угрожая скатиться с фанерного постамента и проутюжить широкими гусеницами разложенные перед ним документы, а заодно и судьбы упомянутых в них людей.
Подсаживаясь к Т-образному столу для совещаний, Шилов вопросительно посмотрел на начальника:
– Звали?
Громов хмуро кивнул:
– Реализуешься?
– Так, работаем помаленьку.
– Задержанные есть?
– Да ничего особенного.
– Опять темнишь?
– Почему? Получится что-нибудь – обязательно сообщу.
– Роман, ты как руководитель должен больше уделять внимания административным функциям, а не бегать по оперативным встречам.
– Но я же не руководитель! Я просто старший опер по особо важным делам и врио начотдела, который не виноват, что все командиры одновременно рванули на пенсию. Что ж мне теперь, опером перестать быть?
– Врио, опер, не виноват! – Громов раздраженно посмотрел на модель танка, в круглой башне которого отражался свет люстры. – Мне говорят, что ты своих задержанных у Моцарта получил и пытал их с его быками в подвале.
– Кто говорит? УБОП? Арнаутов напел? – Шилов прищурился и налег локтями на стол. – А хоть бы и у Моцарта! Я в жизни никого не пытал, я головой привык работать.
Коротко постучав, в кабинет зашел полковник из управления кадров:
– Юрий Сергеич, минута есть? Я наградные согласовал...
Громов раздраженным жестом предложил кадровику остаться, и тот присел на стул около двери, чинно положив на колени тяжелую папку.
Громов перевел взгляд на Шилова:
– Рома, не заводись. Я все понял. Иди, работай.
Шилов встал, молча сделал пару шагов к выходу из кабинета. Потом резко развернулся и навис над столом, опираясь на него кулаками:
– А как не заводись? То, что Арнаутов свидетеля по своему последнему делу подставил, – это как, нормально? Дать прочитать всей банде его показания до конца следствия – странно, что его после этого завалили! А, ну конечно, он же бандит. Мир стал чище!
– Хватит! Я сказал – ты запомнил. Все докладывать мне, любой шаг! Сейчас не те времена, чтобы... – какие именно сейчас времена, начальник УУР не пояснил; успокаиваясь, он посмотрел на стол и помассировал переносицу: – На Арнаутова не гони, он мужик неплохой...
Шилов был уже около двери. Посмотрев на сидящего полковника-кадровика, лысый череп которого казался таким же крепким, как башня танка, он вздохнул:
– Неплохой. Только писается и глухой, – после чего вышел из кабинета, довольно бесцеремонно захлопнув за собой дверь.
Кадровик, до этого момента никак не проявлявший своего отношения к происходящему, оживился, пересел к столу и, сжимая в руках тяжелую папку, с деланым недоумением спросил Громова:
– И это его ты хочешь согласовать на начальника убойного отдела?
– Он работает лучше всех, – устало ответил начальник УУР.
– Работает! Сергеич, я тебя умоляю, – кадровик покачал головой. – Если мы по этому принципу будем начальников отделов назначать, то что получится! И потом, ты же знаешь, что...
5
Когда Шилов вернулся в свой кабинет, Краснов отвечал на вопрос Соловьева о том, как выглядел неизвестный мужик, заказавший им слежку за Моцартом:
– Кавказец, лет сорока...
Соловьев повернулся к Роману:
– Тебе Игорь звонил.
– Черт! Давно?
– Только что. Обещал перезвонить.
Шилов присел на угол своего стола и начал слушать, то и дело оглядываясь на телефон. Наконец он зазвонил.
– Серега! Покури с Мишей в коридоре.
Как только они вышли, Шилов сорвал трубку:
– Да! Удалось что-нибудь?.. Так, так... – Под диктовку воркутинского опера Шилов записал на бумагу основные моменты коротких биографий Краснова и Селиванова. – Все? Не густо! Слушай, а что за район, где они жили? А есть там места, которые всем известны? Угу... Спасибо!
Положив трубку, Шилов немного подумал, потом крикнул:
– Серега!
Соловьев вошел в кабинет, конвоируя Мишу. Проходя мимо Шилова, Краснов, видимо догадавшись, что звонок имел к нему непосредственное отношение, тревожно посмотрел на опера.
– Кавказец, значит, лет сорока? – весело спросил Шилов. – Небритый такой, с усами и по-русски говорит с акцентом, да?
– Ну... – подтвердил Миша осторожно устраиваясь на стуле перед столом Соловьева и спиной к Шилову.
– А как ты с ним связывался?
Миша посмотрел через плечо. Опустил глаза:
– Он со мной... На трубу мне звонил.
– Когда последний раз звонил?
– Не помню.
– А машина у него какая? Не знаешь?
– Не видел.
– А фильмы про партизан ты смотрел?
– Фильмы? – Миша даже вздрогнул от неожиданной смены темы. – Фильмы смотрел. А чего?
– Да ты напоминаешь мне героя в плену у фашистов. Сейчас встанешь и заорешь: «За нашу бандитскую родину! Стреляй меня, мент поганый!»
Соловьев, чувствуя, что начинается разговор, в котором третий может быть лишним, вышел в коридор. Глядя на Шилова, Краснов даже не заметил его ухода.
А Шилов, соскочив со своего стола, пересек кабинет и присел теперь уже на край стола Соловьева, нависая над Мишей.
Миша смотрел на него снизу вверх из-под закрывающей лоб толстой повязки и внимательно слушал.
– А за кого ты бьешься? За тех, кто тебя послал? Нужен ты им! Таких, как ты, – очередь. Хочешь, я все про тебя расскажу? Ты родился в маленьком городке, где много шахт и водки. Батя твой бухал и работал, а мама мечтала каждое лето вывезти тебя на Черное море. От скуки ты ходил качаться в соседний подвал и мечтал уехать в большой красивый город. Я прав?
Миша, растерянно поморгав, опустил взгляд.
– Потом из Питера приехал твой одноклассник и рассказал, как там круто. Рассказал про серьезных пацанов, про бабки, про телок, про «мерсы». И про то, как вас ждет братва. И вы с Димкой рванули в Питер. Вас познакомили с шефом, он хлопнул с вами рюмашку и сказал, какие вы замечательные пацаны. Вам выдали тачку, мобильник, вы сходили в пару клубов, сняли проституток и поняли: жизнь удалась! Только одного вам, Миша, не показали. Аллею на кладбище, где вас потом зарывают. Знаешь, сколько там таких, как вы, лежит? Ты – пешка! Ты – расходный материал. Шеф же не приехал вас вчера к Моцарту выручать? Это мы вас, идиотов, с того света вытащили. И мы единственные, кто не заинтересован, чтобы вы обратно вернулись. Думаешь, шеф станет вас выручать? Адвокатов дорогих нанимать, передачи слать в камеру, семьи ваши, в Воркуте оставшиеся, кормить? К судье пойдет договариваться, чтобы тебе дали условно? Да на хрена вы нужны! Ему проще заплатить полкосаря, чтобы вас ночью в «Крестах» удавили, а потом пригласить из Воркуты новых рекрутов.