Выбрать главу

А лучше — продолжена!

МЕСТО НА ЗЕМЛЕ

В одном из своих поздних рассказов, который называется «Есть такое место на земле», Старшинов признался в своей мечте поселиться однажды на берегу озера:

«Я много лет мечтал, что найду его, оно должно быть.

Оно даже снилось мне в детстве, в юности и в зрелом возрасте!

За эти годы мне встречались во время моих многочисленных поездок на рыбалки очень красивые места, но такого, о каком я все время думал, не попадалось. И я уже потерял всякую надежду на это.

Но вот…

Дом поэта Владимира Соловьева стоит в селе Осечно на берегу озера Судомля, в тридцати километрах от Вышнего Волочка…

Выходишь из дома на крыльцо, перед тобой — стройная колокольня Троицкого собора, возведенного здесь два с половиной века назад. В ясную, тихую погоду его отражение с куполами и звонницей покоится на всей голубой глади озера.

Посмотришь направо — там огород. И за оградой, через два десятка картофельных гряд — берег озера. Прямо в огороде растут камыши, над водой планируют стрекозы. Рядом с дощатым мостиком стоит лодка, а около нее цветут белые лилии и кувшинки. Стаи малька вьются вокруг лодки. Нет-нет да и всплеснет рядом крупная рыба.

Хочешь, лови ее прямо с мостка, из своего огорода, хочешь, садись в лодку и поезжай в любой уголок озера.

На Судомле есть несколько островков, заросших ольхой, ивняком, березами. На противоположном берегу, на холмах — сосновый бор. Все же такое место на земле нашлось!»

С Владимиром Соловьевым, по утверждению Эммы Антоновны, Старшинов познакомился на каком-то областном совещании писателей, куда его часто приглашали как известного селекционера поэтических талантов. Поскольку Вышний Волочек находится в Тверской области, надо полагать, совещались именно тверские писатели. Но это в об-щем-то не важно. Важно то, что Соловьев пригласил Старшинова на рыбалку. А его, как мы знаем, хлебом не корми — позови на рыбалку в новые места.

Но на этот раз рыбалка переросла в дело более серьезное. Очарованный красотой здешних мест, Старшинов загорелся мыслью воплотить свою давнюю мечту в жизнь: купить дом на берегу озера. Именно этого озера.

И вот однажды, когда он вернулся из очередной командировки, Эмма Антоновна сообщила ему о телефонном звонке Соловьева. Тот просил передать, что в их деревне продается дом. У нее, как она призналась, и в мыслях не было, что дом присматривает сам Николай Константинович.

В это время у них была казенная дача во Внукове (когда в знаменитом дачном поселке писателей Переделкине стало слишком тесно, Литфонд начал строить дачи для своих новых заслуженных членов там). Кроме того, Старшиновы осваивали по мере сил собственный дачный участок на Истринском водохранилище, где в восьмидесятые годы получили земельные наделы в шесть соток многие московские писатели.

Казалось бы, что еще нужно?! Потому идея главы семьи купить дом в тверской деревне за четыреста верст от Москвы поначалу встретила сильное противодействие со стороны домашних. Тем более что происходило это уже в 1991 году, когда бедлам в стране был такой, о котором вспомнить страшно, и трата денег на приобретение сомнительной недвижимости действительно представлялась верхом непрактичности.

Но Николай Константинович настоял на своем. Думаю, он понимал или чувствовал, что в наступившие времена ему необходимо «место на земле», где можно укрыться от окружающей действительности. А действительность была чудовищной. В конце 1991 года он пережил одну за другой три личных трагедии: смерть Юлии Друниной, окончательный развал Советского Союза и закрытие альманаха «Поэзия».

Самоубийство Юлии Друниной потрясло тогда многих. Любимая читателями, материально благополучная, горячо встретившая перестройку, обласканная властями, депутат Верховного Совета, в итоге она вернула депутатский мандат и ушла из жизни, написав в одном из последних своих стихотворений «Судный час» такие горькие строки:

…Как летит под откос Россия, Не могу, не хочу смотреть!

Конечно, самоубийство — грех. Но в данном случае это был поступок генерала, проигравшего битву.

Все, во что верило ее поколение и за что стояло насмерть в схватке с фашизмом, рухнуло в одночасье. Да, коммунистическая идея в историческом масштабе себя не оправдала. И все же блаженны те поэты военного поколения, которые умерли, как Семен Гудзенко, «от старых ран», не дожив до судного часа их страны.

Для Николая Константиновича эта смерть стала тяжелым ударом, но перенес он его мужественно, смиряя скорбь делами: вместе с дочерью Леной ездил на организованные поклонниками творчества Друниной вечера ее памяти, написал о ней книгу.

8 декабря 1991 года (через две недели после похорон Юлии Друниной) в Беловежской Пуще в Белоруссии состоялась встреча президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина, президента Украины Л. М. Кравчука и председателя Верховного Совета Белоруссии С. С. Шушкевича, на которой они подписали соглашение о прекращении существования СССР и создании на его территории Содружества Независимых Государств (СНГ). И это стало официальной причиной исчезновения с карты мира Союза Советских Социалистических Республик.

А еще через две недели ввиду закрытия альманаха «Поэзия» в издательстве был подписан приказ об освобождении Старшинова от должности в связи с выходом на пенсию. В мировом масштабе эти события, конечно, несоизмеримы, но в рассказе Эммы Антоновны о том времени они стоят в одном ряду:

«Он очень переживал, не передать словами, закрытие альманаха. Я думаю, это подорвало даже в какой-то мере его здоровье. Во-первых, он стал не при деле, стал никем. Журналы закрывались, издательства разваливались. Во-вторых, я ему говорила:

— Колюш, да брось ты, сиди спокойно работай, не обращай внимания, что происходит в стране. Когда-нибудь все это утрясется.

— Нет, я не ожидал, что такое может быть, что рухнет Советский Союз.

Главное, он очень болезненно пережил отделение Литвы. Сказал: «Я больше туда не поеду». Обиделся. Так и не ездил потом…»

Нельзя, кстати, сказать, что Старшинов остался совсем не при деле. Он по-прежнему вел семинар в Литературном институте, составлял книги для тех издательств, которые еще оставались на плаву, продолжал, несмотря ни на что, ездить по стране (то в командировки от Союза писателей, то по приглашениям учеников), много писал. Правда, со стихов перешел на прозу. В 1994 году в редакционно-издательской фирме «РОЙ» вышла книга его литературных мемуаров «Лица, лики и личины», куда вошла и серьезная литературоведческая работа «Н. Некрасов и А. Блок».

А стихи теперь случались редко, и все больше горькие, как это стихотворение, написанное в 1994 году и названное «Песня» (можно сказать, лебединая):

Расшумелось сине море. Возле моря я бреду. У меня такое горе, Что я места не найду.
Впереди поселок дачный Крыши поднял в синеву. Но хожу я мрачный-мрачный — Что живу, что не живу.
Как я скорбь свою осилю, Как потомки нас простят: На глазах у всех Россию Черны вороны когтят.
Днем и ночью, днем и ночью Рвут ее, впадая в хмель… И летят по миру клочья Наших дедовских земель.
Расшумелось сине море, Раскричалось воронье… Ой ты, горе, мое горе, Горе горькое мое.

Что касается моря, оно здесь — литературный прием. Последний раз Старшинов был на море в конце восьмидесятых годов, когда вместе с семьей отдыхал в Ниде. Отдыхавшие там же литовские поэты, его постаревшие ровесники, стихи которых он переводил когда-то ва множестве, теперь с надеждой смотрели на Запад (где никто и никогда переводить их стихи не станет). Но к нему они по-прежнему относились с искренней симпатией: возили на рыбалку, катали на яхтах и вообще считали своим (как и теперь считают, если включили его имя в школьную программу).