Из почвы не выветрилась до конца
Огня полыхнувшего сера,
Пусть жизнь оставляла людские сердца,
Но их не оставила вера.
Страшней во сто крат, если наоборот!
Такого не помнит столица.
Спасибо, бойцы! Наше время пройдет.
А ваше — навеки продлится.
Римма КАЗАКОВА
* * *
«Пускай не толще волоса, но —
твой, и этим нов, —
не пой с чужого голоса!» —
сказал мне Старшинов.
«Пусть на крупицу малую,
на толику ее,
пускай не запевалою,
но главное — свое…»
Похожий на ровесника,
до ужаса худой,
учил он добро, весело
наш выводок младой.
К сочувствию и действию
сердца устремлены:
ведь душу эту детскую
он вынес из войны.
На поле боя горестном
постигнутая им,
взывала правда голосом
единственным своим.
И этою наукою,
в которой был силен,
как радостною мукою,
делился с нами он.
И стало просто совестно,
не зная, не любя,
молоть с чужого голоса
про жизнь и про себя.
Мы шли путями разными
так много долгих лет.
Звенели наши праздники,
тускнели дни от бед.
За что дрались, что грезилось,
на совесть, не за страх
трепещуще прорезалось
и в наших голосах.
И не дано отчаяться,
и дрогнуть не дано.
И хором получается,
и с кем-то заодно.
Когда ж в обнимку с лирою
в трансляции прямой,
коль есть нужда, солирую,
мой голос — тоже мой.
Но чуть сфальшивлю —
колется
царапает, болит:
«Не пой с чужого голоса!» —
так Коля нам велит.
Павел КАЛИНА
* * *
Земля свои зализывала раны…
Но в далях то и дело, как нарыв,
Раскатываясь глухо и пространно,
Вспухал и оседал случайный взрыв.
Вдаль по полям плыла волна взрывная,
Некошеными травами шурша,
И откликалось взрывам, замирая,
Встревоженное сердце малыша.
А где-то в мире, далеко-далеко,
Едва освободившись от бинтов,
Прихрамывая, складывает строки
Отмеченный войною Старшинов.
Есть в этой жизни вековая тайна,
Чей смысл непостижим, необъясним.
Я знаю только то, что не случайно
Лет через двадцать встретился я с ним.
И в этом я ничуть не виноватый,
И я ничуть не виноватый в том,
Что строчкою своею угловатой
Ему слегка напомнил о былом…
Григорий КАЛЮЖНЫЙ
* * *
Я в сорок лет еще в подпасках —
Когда-то буду в пастухах?
Среди невидимых примет,
В толпе без почестей и злата
Поэта отличит поэт
Улыбкою отца и брата.
Вот почему в чужой дали
Я пью один и выпью снова
За музу дружбы и любви
И за поэта Старшинова.
Он был войною опален
И окружен не раз враждою.
Чтоб не порвалась связь времен,
Он устоял перед судьбою.
Кому не мил его привет
Из молодого поколенья?
Не он ли в буднях мирных лет
Связал разорванные звенья?
О, нет, друзья, он не пастух!
И мы в стране своей не овцы.
Пока живет в нас русский дух,
Пока сияет в небе солнце —
Оставим распрей мертвый груз.
Пускай раздора ветер дует —
«Издревле сладостный союз
Поэтов меж собой связует».
Николай КАРПОВ
Хоцца в оперу!
Нет, дух Островского не вымер,
Не испарился, не погас —
Есть против всяческих кикимор
Противоядие у нас!
И убежденно и сурово
Считаем мы — давно пора
Поставить сказку Старшинова
И в том числе в Grand Opera.
И утверждаем, тайну выдав,
Поскольку есть уже молва,
Что пишет оперу Свиридов
На старшиновские слова!
А что касается актеров,
То, правду жизни возлюбя,
Их соберется целый ворох,
Чтобы сыграть самих себя…
И я с огромным интересом,
Не подгоняемый нуждой,
На сцену выйду мелким бесом,
Зато с большою бородой!
Н. К. С.
Друзей должно быть мало:
Один, от силы два,
Как в книге, что впитала
Лишь главные слова.
Насущные, как воздух,
Как солнце в черный час.
А остальные — звезды,
Что светят не для нас.
* * *
Н. К. Старшинову
Учителя надо беречь —
Здесь нет исключений из правил.
Какую корявую речь
Твою
Он когда-то исправил.