Выбрать главу

Приглашение Викжеля было оглашено также ВЦИК, который направил на переговоры умеренного большевика Д. Рязанова.

Характерно, что Ленин, выступая 29 октября, тоже демонстрировал приверженность идее левой коалиции, но говорил о ней в прошедшем времени – как об уже упущенном шансе: «Не наша вина, что эсеры и меньшевики ушли. Им предлагали разделить власть… мы хотели советского коалиционного правительства».[63]

В 19 часов 29 октября в здании Викжеля начался первый раунд переговоров. Они шли под председательством левого эсера А. Малицкого – главы Викжеля. Участвовали представители восьми партий и девяти организаций, в том числе Л. Каменев и Г. Сокольников от большевиков, Ф. Дан, Ю. Мартов и другие от двух фракций меньшевиков, П. Гендельман и Якобин от эсеров, Б. Малкин от левых эсеров, А. Рыков от СНК, большевик Д. Рязанов от ВЦИК, энес С. Знаменский, С. Ванштейн от КСРР, представители Объединенной еврейской социалистической партии, Еврейской социал-демократической рабочей партии, Польской социалистической партии, объединенных интернационалистов, Петроградской гордумы, ЦИК I созыва, Всероссийского крестьянского Совета, Союза почтово-телеграфных служащих и других союзов служащих.[64]

Малицкий огласил предложения Викжеля, и Каменев поддержал их с условием, что новое правительство будет ответственно перед ВЦИК Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.[65] Но в частном разговоре с эсером С. Раппопортом (Ан-ским) Каменев признал, что «наши товарищи гораздо левее нас. Они отвергают всякие компромиссы. Нам приходится бороться на два фронта».[66]

Представители эсеров, меньшевиков и КСРР не пожали протянутую умеренными большевиками руку. Гендельман заявил: «Мы считаем немыслимым создание правительства, в которое входили бы большевики». Его поддержал Дан: раз большевики – виновники заговора, то они не должны входить в новое правительство, которое может быть создано только на платформе КСРР.

Малицкий убеждал собравшихся, что нужно «положить конец братоубийственной войне».[67] С ним был солидарен Мартов, который убеждал собравшихся, что выяснение межпартийных отношений с помощью оружия приведет к краху демократии, и был, конечно, прав, но правых коллег не убедил. Как и правые большевики, Мартов считал, что «если обе стороны согласны признать демократическую власть, то уже вопрос о личном и партийном составе этой власти остается второстепенным». Он справедливо видел угрозу демократии в гражданской войне, которая может открыть путь правой реакции, но не учитывал пока, что демократия может быть уничтожена марксистской и рабочей (по названию) партией.

Левый эсер Малкин поддержал Викжель и даже предложил состав нового ЦИК и правительства: 40 % – большевики, 40 % – оборонцы, 20 % – интернационалисты.[68]

Собравшимся было нелегко договориться. Рязанов был возмущен требованием не вводить в будущее правительство Ленина и Троцкого, «этих победителей контрреволюции», и включить в новый предпарламент треть представителей гордумы, «в которой сидят кадеты и черносотенцы».

Внезапно на заседание ворвались представители Путиловского завода, которые требовали немедленно прекратить вооруженную борьбу: «К черту Ленина и Чернова! Повесить их обоих!»[69]

По итогам дня была создана комиссия для конкретизации условий соглашения. Согласие на участие в ней правых социалистов уже было успехом дела мира.

На заседании, которое началось в 11 утра 30 октября, усилилось представительство левых социалистов: прибыли левые члены ЦК ПСР В. Карелин и А. Шрейдер, а также видные левые эсеры Г. Закс, А. Колегаев и В. Спиро; от объединенцев явились Б. Авилов и В. Вольский. Однако за ночь комиссия не смогла выработать проект решения, и собрание свелось к взаимным обвинениям – ведь в Москве лилась кровь. Пришлось перенести заседание на вечер, когда собралось еще более многолюдное совещание. Явились участники предыдущих заседаний, впервые пришли видные эсеры Н. Ракитников (правый) и Б. Камков (левый). Накануне очень некстати ВРК принял постановление об аресте и предании революционному суду членов КСРР. После бурной дискуссии о большевистских репрессиях была подготовлена телеграмма о недопустимости террора с обеих сторон, которую разослал Викжель.[70] Этот вопрос отвлек внимание собрания от проблемы устройства власти, что привело к новой потере времени.

вернуться

63

Ленин В. И. Полное собрание сочинений. – Т. 35. – М., 1962. – С. 36–37.

вернуться

64

Болтнева О. Ю. Указ. соч. – С. 151.

вернуться

65

Вомпе П. А. Дни Октябрьской революции и железнодорожники. – М., 1924. – С. 27.

вернуться

66

Ан-ский С. После переворота 25 октября 1917 г. // Архив русской революции. – Т. 8. – С. 47.

вернуться

67

Болтнева О. Ю. Указ. соч. – С. 152.

вернуться

68

Там же. – С. 157.

вернуться

69

Ан-ский С. Указ. соч. – С. 49. При этом на Путиловском заводе принимались и резолюции в поддержку большевиков и нового ЦИК (Мандель Д. Петроградские рабочие в революциях 1917 года (февраль 1917 г. – июнь 1918 г.). – М., 2015. – С. 398).

вернуться

70

Болтнева О. Ю. Указ. соч. – С. 159–161. О. Ю. Болтнева считает, что «развертывание большевистской практики политического террора значительным образом повлияло на умонастроение участников Совещания» (с. 161). Почему же именно большевистского? С учетом событий в Кремле 28 октября у большевиков было не меньше оснований опасаться террора справа, чем у их противников – слева. А исторический опыт революций пугал обе стороны в одинаковой степени. Рязанов во время переговоров неоднократно говорил, что красную гвардию нельзя разоружать, потому что это приведет к резне рабочих в случае прихода казаков (Рабинович А. Указ. соч. – С. 60).