Декрет определял: «Предпринимателю или администрации предприятия предоставляется 3-дневный срок для обжалования в соответствующий высший орган рабочего контроля всех постановлений низших органов рабочего контроля».
Эти пункты представляли органам рабочего контроля возможность решать, в каких пределах пользоваться своей властью. Именно так декрет о рабочем контроле был понят на местах. То, что его органы несут такую же ответственность за работу предприятия, как и предприниматели (что предполагает наличие широких полномочий), подтверждала и репрессивная часть декрета: «Во всех предприятиях владельцы и представители рабочих и служащих, выбранные для осуществления рабочего контроля, объявляются ответственными перед государством за строжайший порядок, дисциплину и охрану имущества. Виновные в сокрытии материалов, продуктов, заказов и в неправильном ведении отчетов и т. п. злоупотреблениях подлежат уголовной ответственности».
Структура вышестоящих органов рабочего контроля должна была строиться в основном в соответствии с предложениями ЦС ФЗК. Районные Советы рабочего контроля «разрешают все спорные вопросы и конфликты между низшими органами контроля, а также и жалобы владельцев предприятий, и издают, сообразуясь с особенностями производства и местными условиями, инструкции в пределах постановлений и указаний Всероссийского Совета рабочего контроля, и наблюдают за действиями низших органов контроля». «Всероссийский Совет рабочего контроля вырабатывает общие планы рабочего контроля, инструкции, издает обязательные постановления, регулирует взаимоотношения районных Советов рабочего контроля и служит высшей инстанцией для всех дел, связанных с рабочим контролем». Также он «согласует деятельность органов рабочего контроля со всеми другими учреждениями, ведающими делом организации народного хозяйства». Такой порядок давал широкие возможности для контрольных органов предприятий, тем более что декрет отменял все законы и предписания, стесняющие деятельность ФЗК и других комитетов и Советов рабочих и служащих.[409]
Как видим, из положения исчезли широкие полномочия профсоюзов, предусмотренные проектом Милютина и Ларина. Секретарь временного ВЦСПС С. Лозовский отказался голосовать за декрет на заседании ВЦИК. Это, наряду с неясной формулировкой полномочий органов рабочего контроля, предвещало продолжение борьбы вокруг декрета даже среди большевиков. Лозовский считал, что декрет вместо централизации регулирования производства распыляет его, создает у рабочих иллюзии, что рабочий контроль – это «начало социализма».[410] Такая позиция была близка критике меньшевиков, а в дальнейшем – и большевистской позиции Ленина весны 1918 г., когда он решил прекратить «красногвардейскую атаку на капитал».
Был ли рабочий контроль хоть в какой-то степени «началом социализма»? Если понимать под этим меры, направленные против капитализма в сторону передачи производства в распоряжение работников, то рабочий контроль (особенно в его «активном» понимании) делал шаг к социализму. Поэтому его можно считать первой собственно социалистической мерой Советской власти. Хотя до социализма как общества без господствующих классов было еще очень далеко.
Меньшевистская пресса предвидела анархию, которая будет преобладать над государственным регулированием (оно для меньшевиков было положительным явлением). Большевиков критиковали за анархо-синдикализм, за внедрение новых порядков снизу, а не по общей схеме, разработанной заранее и проводимой из центра.[411] То, что было на языке у меньшевиков, было на уме у части большевиков. Но они, кроме Лозовского, предпочитали молчать, деморализованные поражением правого большевизма. Лозовский продолжал критиковать попытки «диктатуры пролетариата» решать социалистические задачи (что считал невозможным), за что Ленин обвинил его в «буржуазном разврате», и под Новый год «развратника» исключили из партии.[412] Это усилило позиции его оппонентов в дискуссии о контроле.
Для социал-демократов, марксистов социализм представлялся целостным обществом, где преодолеваются групповые противоречия. Поэтому усиление заводского самоуправления воспринималось меньшевиками и частью большевиков как шаг от социализма. А вот другой край рабочего движения, шедший за анархо-синдикалистами, был в целом доволен и намерен развивать успех, увлекая за собой большевиков на путь рабочего производственного самоуправления. Вскоре после принятия положения, 15–16 ноября, проходила V конференция ФЗК Петрограда и его окрестностей. Из 220–250 делегатов при выборах исполкома 219 проголосовали за В. Шатова, а 164 – за И. Жука. Это было данью высокому личному авторитету этих двух анархо-синдикалистских лидеров. Как таковых анархистов (включая анархо-синдикалистов) на конференции было немного. При голосовании резолюции об Учредительном собрании, составленной в соответствии с большевистской позицией, воздержались 22 анархиста.[413] Но и это немало. Меньшевик В. Полонский писал в «Новой жизни»: «Сначала незначительны, теперь анархисты – сила, с которой придется считаться. На одном из заводов я случайно резко высказался об анархистах как дезорганизаторах рабочего движения, и я услышал от толпы: “Довольно! Анархисты – наши друзья!”»[414]