Выбрать главу

— Лично мне он никакой не товарищ. Сволочь он…

— Я не буду сейчас с вами обсуждать личность т… Тухачевского, а хотел бы задать несколько вопросов по той технике, которую вы показали нам на полигоне. Если я верно понял, то сейчас танковые войска просто теряют смысл…

— Нет, я уже знаю, как от кумулятивных снарядов можно танк защитить. И я писала не о том, что танки больше не нужны, а о том, что те танки, которые пытается впендюрить в армию Тухачевский, кроме вреда никакой пользы не принесут. Как и эти, извините за нецензурщину, динамореактивные пушки.

— Ну… ваши ракеты действительно производят солидное впечатление. Но вопрос еще и в том, сколько они будут стоить? Например, ваша противотанковая ракета? Я, кстати, вообще не понял, как она наводится на цель так метко…

— Она по проводам управляется, там все просто. То есть не очень просто, и поэтому один выстрел сейчас обходится примерно в две с половиной тысячи рублей.

— Это… это очень дорого, ведь трехдюймовка стоит немного дороже, а она стрелять может довольно много. А один снаряд стоит…

— В чем-то вы правы, но есть такая печальная наука, называется статистика.

— А почему она печальная? — очень удивился Сталин.

— Потому что эта наука нам говорит, что для того, чтобы вывести из строя вражеского солдата из винтовки, в него нужно выстрелить примерно пять тысяч раз. Один солдат — пять тысяч патронов, а это — двести пятьдесят рублей, если патрон от трехлинейки пятак стоит. Сюда же нужно приплюсовать стоимость двух, а то и трех винтовок: на войне редкая винтовка даже пару тысяч раз выстрелить успевает.

— Но мы говорим не о вражеских солдатах…

— Мы говорим о вражеских танках, и вот про танки статистика становится еще более печальной. Снаряд для пушки в тридцать семь миллиметров стоит около семи рублей, а для пушки в сорок пять миллиметров — уже двенадцать. Чтобы попасть из пушки в танк, говорит нам наука статистика, по танку требуется выпустить приблизительно тысячу двести снарядов. Уже очень грустно становится, но гораздо грустнее то, что из пяти попавших снарядов танк поразит лишь один. Это в среднем, бывают, конечно, и более радостные случаи — но мы-то обязаны учитывать не рекорды, а суровую правду жизни. Чтобы попавший в танк снаряд его все же уничтожил — то есть повредил не так, что враг такой танк за полдня починить сможет, а именно уничтожил безвозвратно, по танку нужно стрелять из более мощной пушки, а там снаряды куда как дороже получаются. И количество выпущенных снарядов от использования такой мощной пушки не уменьшится: пушка тяжелая, из нее просто целиться труднее. К тому же на ракету можно разные боеголовки ставить, а опытный оператор ее легко и в амбразуру дота положит — а что случится с дотом, когда в амбразуру влетает снаряд от шестидюймовки? Так что дорогая ракета, которая — при должной тренировке оператора — даст гарантию уничтожения в двух случаях из трех, в результате оказывается не такой уж и дорогой.

— А… а откуда у вас такая статистика?

— Откуда? — Вера ненадолго задумалась: серьезных войн в Европе пока не было, да и танков пока во всех армиях было… кот наплакал. Да и танки эти были — на них просто смотреть жалко. Но отвечать надо, и отвечать аргументировано. — По винтовочным патронам просто: Великая война это очень наглядно показала, я правда сильно расход патронов преуменьшила. А по танкам… Есть еще другая наука, раздел математики, теория вероятностей называется — а меня хорошо в университете математике научили. Мы проанализировали результаты стрельб на полигоне и в ходе маневров, вычислили корреляцию, затем я все это приложила к тем танкам, проекты которых зреют во вражеских конструкторских бюро…

— А вы знаете, что там зреет?

— Знаю. Как говорил нетоварищ Даннинг, за триста процентов прибыли капиталист пойдет на любое преступление. А тот же Электролюкс, торгуя холодильниками, стиральными машинами и нашим стиральным порошком, прибыли получает, конечно, не триста процентов, а всего сто — но и за такой процент шведы готовы нам любые, причем не свои, секреты сливать. Они бы и свои нам сообщили, но нет у них своих достойных секретов, так что делятся теми, что есть.

— А мне… у меня есть информация, что какие-то финансы вы вообще получаете от итальянских фашистов…

— Нет. То есть да, эта семейка — фашисты. Но для меня важнее то, что они — мафиози, то есть настоящие итальянские бандиты. И они на самом деле думают, что помогают фашистам уже немецким — а мне на то, что они фашисты плевать: зато никто даже подумать не сможет, что в каких-то операциях, которые ими финансируются, замешан Советский Союз. Сразу скажу: в Испании работает царский офицер, который считает Ленина мерзавцем — но вот товарища Сталина он искренне считает спасителем России. А в Париже… там просто старый друг семьи… и не спрашивайте, откуда я его знаю.