— Все же изложи ее, вдруг и в ней рациональное зерно есть?
— Немцы, да и бельгийцы с голландцами очень даже с удовольствием могут покупать удобрения, карбамид тот же, а установки по его производству из метана сделать недолго. То есть малой мощности и которые прослужат всего пару лет, недолго…
— А почему считаешь, что мысль твое дурацкая?
— Потому что удобрения нужно на свои поля сыпать. Есть такая наука статистика, которая говорит, что у нас засуха каждые одиннадцать лет случается, это как-то с циклами солнечной активности связано… в общем, через год у нас эта засуха случится и может даже голод настать — если запаса продовольствия не создать. А чтобы его создать, нужно поля как следует удобрить. Так что продавать буржуям удобрения значит себя на голод обречь.
— А ты насчет засухи уверена? — встревожился Лаврентий Павлович, причем встревожился настолько, что машина, в которой они ехали с вокзала, задергалась. Почему-то, как он сам с удивлением осознал, слова Веры он воспринимал очень серьезно.
— Уверена. И уверена, что нужно сильно продажу зерна за границу сокращать. Так что будем не судостроительный завод строить, а элеваторы и зернохранилища.
— Не было печали… Тут и без этого проблем выше крыши, а еще и ты с засухой…
— А какие проблемы?
— Дома расскажу. В гости пригласишь чаю попить?
В гостях у Веры Лаврентий Павлович слегка расслабился, и вовсе не от чашки с очень вкусным чаем, который Вера привезла с собой из Лондона. Просто он подумал, что Вера, скорее всего, по своей давней привычке «нагнетает» — чтобы после успешного решения очередной задачи все вокруг радостно вздыхали с облегчением. Да и мысли его все же переместились в другую сторону:
— Я тебе обещал веселые истории рассказать по возвращении? Ну так слушай. Мы тут кое-кого порасспрашивали кое о чем… со скополамином порасспрашивали. И кое-что интересного узнали… много, гораздо больше, чем хотелось. Если, как ты говоришь, сопли по столу не размазывать, то получается, что у нас, причем в руководстве ОГПУ в том числе, зреет заговор, и основные его участники вышли из ОГПУ Украины. Не только из ОГПУ, но интересно то, что все примерно так, как ты и предупреждала: там основные фигуранты — как раз дети мироедов. Но проблема в том, что взять их и, скажем, арестовать, мы не можем: заговорщиков слишком много и у них большинство рычагов реальной власти. Ну, нескольких из них мы, можно сказать, нейтрализовали: как ты и предупреждала, скополамин с мескалином иногда дает фатальные последствия. Но этих фигурантов-то не жалко, они на десяток расстрельных статей уже навредить успели. Только вот основная из масса… Иосиф Виссарионович в курсе, кое о чем сейчас знают товарищи Куйбышев и Киров… Киров особенно, а Ленинграде партия зиновьевцев еще очень сильна. А вот что с прочими делать…
— Батрахотоксин срочно нужен?
— А как его применять-то? Если кому вколоть, что сразу все станет понятно…
— Вы на Литвинова уже вышли?
— А толку?
— Насколько я знаю… то есть слышала, товарищ Валлах очень любит пыль в глаза пускать, особенно иностранцам.
— Ну и…
— Приемы устраивает, в особенности в нашем посольстве в Лондоне, или в ресторанах тамошних.
— Допустим.
— А химия умеет много чудес. Если я вам сделаю маленькую такую штучку, похожую на икринку осетровою, а ваш человек эту икринку ему на бутерброд положит…
— И что?
— Есть такая страшная химия, называется поливинилацетатфталат. В желудке она не растворяется совсем, а вот попадая после желудка в кишечник… я сделаю такую каспулу, которая растворится минут через сорок, а так как современная медицина и даже современная химия определить батрахотоксин в организме, особенно через час после того, как он сработает, не в состоянии, то в заключении напишут «внезапная остановка сердца». Они и в самом деле будет абсолютно внезапной, но нужно будет эту капсулу именно нужному товарищу на бутерброд положить.
— Ты… ты страшный человек! Когда эти икринки изготовить сможешь? Ты не волнуйся, я даже Иосифу Виссарионовичу ничего говорить не буду. А человек, который икринку в нужное место положить сможет, у меня есть…
О господине Валлахе Лаврентий Павлович знал несколько больше, чем ему «полагалось по должности», и знал даже больше, чем сам Меер-Генох Моисеевич о себе знал. В свое время Вера ему подсказала очень простой способ обнаружения источника утечек информации: выдать разным людям информацию, слегка отличающуюся в деталях, и проследить, какая попадет туда, куда ей попадать не надо. Так что после того, как англичане бросились произволить полиакрилат калия, для выяснения источника утечки Вере потребовалось лишь провести анализ «британской прокладки»: пять принципиально разных технологий давали очень четкий «отпечаток» в виде совершенно различного состава побочных продуктов. Тогда — из-за существенно более высоких затрат, нежели при использовании Вериной «защищенной» технологии, британская попытка ущерба бизнесу Марты Густаффсон не нанесла, но за Максимом Максимовичем Лаврентий Павлович стал приглядывать очень внимательно — и постепенно отношение к этому «товарищу» у Берии переросло в откровенную ненависть. То есть все же не в совсем уж откровенную, чувства свои Лаврентий Павлович скрывать умел прекрасно — но когда британские газеты в октябре сообщили о скоропостижной смерти «видного большевика» во время приема в советском посольстве, устроенного для английских промышленников, он не сказать чтобы очень расстроился. А орден Красного Знамени бывший белогвардеец и житель далекой Восточно-Туркестанской республики получит позже: как сказала Старуха, нашим разведчикам разгуливать по Пикадилли в буденовке и с волочащимся по земле парашютом все же не стоит.