— Но там и жилья уже немало понастроили…
— Какого? Двухэтажные домишки с довольно странными удобствами, а в Городце дома для рабочих ставятся трехэтажные, удобства — Москва позавидует. Вот народ и старается в Городец перебраться.
— То есть ты считаешь, что если в Нижнем дома приличные поставить…
— Да ничего я не считаю! То есть Старуха сразу предупреждала: в Нижнем нормальное жилье для рабочих выстроить просто нельзя за нужное время.
— Это почему? Если нужен будет тот же кирпич, то…
— Есть еще пять минут? Объясняю подробно, то есть пересказываю, что Старуха говорила. В Нижнем сначала завод строить начали, а потом уже о жилье думать стали. Но, слава богу, хоть стали — а вот не слава богу, думали они там жопами. Ладно, отопление печное: печками народ не запугать. А вот канализация… там три четверти домов вообще к канализации не подключены, в придомовые ямы дерьмо собирают. И те, которые подключены…
— Думаю, и остальные подключат…
— Нет. То есть если подключат, то очень нескоро. Ведь завод уже выстроен большей частью, а там канализацию правильно как раз через территорию завода и вести — но уже нельзя. А в обход завода — так это дерьмо в гору качать нужно. Те дома, которые с канализацией, они к заводской подключены, но…
— Что «но»?
— Заводская-то на жилье вокруг не рассчитывалась. Сейчас в домах с канализацией на выходе трубы из дома слесари решетки ставят, чтобы газетка использованная в трубу дальше не пошла: пусть дерьмом лучше дом затопит, чем половину завода! Я уже не говорю, что там и с водопроводом проблема, многие вынуждены воду из колодцев таскать — а если колодец окружен выгребными ямами… А в Городце все по уму делалось: завод — отдельно, жилье — отдельно. И всю канализацию и весь водопровод проложили еще до того, как дома строить начали. Так что новый дом поставили, тут же его к трубам подключили — и можно заселяться. Да еще и об отоплении зимой не беспокоиться: там теплофикацией занялись куда как серьезнее, чем в Москве даже. И город зимой дармовым теплом с электростанции пользуется, да так пользуется, что в домах даже краны с горячей уже водой ставят! Ну и кто бы отказался туда перебраться? Но польза-то всей стране: на «Гудке» сколько грузовиков собрали, тысяч десять?
— Четыре, но это потому что рабочих не хватает.
— А в Городце благодаря этому рабочих хватает, и завод уже почти семьдесят тысяч машин выдал! А с нового года будет по сто двадцать тысяч в год выпускать, причем только грузовых: для легковых тамошние товарищи уже новое производство готовят…
— Я вот удивляюсь: твой НТК по сути на планы индустриализации плюет, самодеятельностью какой-то занимается… а уже столько всего полезного сделал! Может, когда Серго окончательно уберем, ты промышленностью займешься?
— Вот только промышленности мне и не хватает. Ты последние списки-то смотрел? Всех этих родственников Свердлова, друзей родственников и родственников друзей кто зачищать будет? И, главное, когда?
— Сейчас у нас нет пока силы достаточной, чтобы их победить. Так что будем, как и прежде, маленькими кусочками их убирать. Ой, как некстати Литвинов помер! С ним хотя бы было понятно, кто куда тянет, а теперь…
— Ну извини.
— Что «извини»? Так это твоя… — Сталин аж запнулся, подбирая подходящие случаю слова. Но Лаврентий Павлович эту запинку понял не так:
— Старуха тут не причем, она только препарат изготовила.
— Какой препарат?
— Тот самый. Который ни одна экспертиза обнаружить никогда не сможет.
— И… и много у тебя этого… препарата?
— Больше нет. Она изготовила одну дозу… таблетку размером меньше макового зернышка. И сказала, что больше его делать не будет.
— Сказала… но раз сделала, то может и повторить. Скажи, а ты ее не боишься?
— Ты знаешь, — Лаврентий Павлович на несколько секунд задумался, — нет, не боюсь. Она говорила, как препарат действует: нет ни боли, ни… ничего нет: практически мгновенно организм… просто перестает существовать. То есть если я ей не понравлюсь, то об этом просто не узнаю… а чего тогда бояться-то?
— Интересно ты рассуждаешь… А если ее попросить…
— Она предупредила: если сразу много народу помрет от внезапной остановки сердца, то это будет очень подозрительно. А так — ну помер Валлах, бывает, главное, что никто не сможет это на нас свалить, и даже подумать об этом не сможет. Ну, понесла страна тяжелую утрату, пусть об этом у большевиков голова и болит…