— Гм… а если бы он проснулся?
— От моих снотворных невовремя не просыпаются. Потом я, конечно, скандал подняла, горничным заявила, что это пьяная свинья ко мне в номер вломилась… ну, его убрали, правда им все равно пришлось полицию вызывать.
— Детали можешь опустить. Что интересного прочитала?
— Много чего, а для начала… это вам для затравки, чтобы проверить: подсунули мне эту пьяную рожу или мне на самом деле повезло. Так вот, товарищ Блюхер — вообще нам не товарищ. Он даже в партию не вступал никогда! И вообще вся его биография — полнейшая выдумка. То есть все, что якобы с ним было до двадцать первого года — выдумка. Так что, возможно, он даже не Блюхер, а вот на кого работает… в бумажке той было сказано, что «это следует иметь в виду, но никаких попыток вербовки не предпринимать, чтобы не испортить…» — а вот что не испортить, там уже написано не было: следующей страницы в портфеле не оказалось.
— Ну у тебя и фантазия!
— Я именно такой реакции от вас и ждала, потому что и сама сначала там же подумала. Но потом вспомнила, что на Перекопе Блюхер угробил семьдесят пять процентов красноармейцев из своей дивизии. А все прочие, в штурме Перекопа участие принимающие, потеряли максимум процентов пятнадцать…
— И что? Это повод…
— Это, в совокупности с тем, что я случайно в Линце узнала, будет поводом как бы невзначай биографию-то его и проверить. Не думаю, что это эта проверка окажется слишком долгой и очень дорогой — зато мы будем точно знать. А вот что мы будем знать, я пока не знаю.
— Да ты соображаешь…
— Я уже ничего не соображаю и пойду спать. А завтра с утра снова работой займусь… да, третий и четвертый цеха Мытищинского завода пока никакими станками не занимайте, если у Марты все получится, то уже через пару недель там австрийские станки встанут.
Весь следующий месяц Вера крутилась как белка в колесе. Станки из Австрии поступили уже через две недели, хотя было их много меньше, чем она ожидала: когда Марта пошла «торговаться», то уже больше половины станков обанкротившегося завода были проданы. Но Вере, в общем-то, и был нужен всего один такой станок, а все остальные она рассматривала как «приятную опцию». И вот с этим «единственным нужным», с шириной выпускаемого полотна всего в шестьдесят пять сантиметров) она и возилась: все же производимые семейкой Петровых нитки от вискозных сильно отличались. Однако упорство Веры (и, в большей степени, троих молодых инженеров, только что закончивших МВТУ) обеспечили нужный девушке результат. А другие «нужные результаты» обеспечили инженеры уже не совсем молодые, с опытного завода в Реутове — и в середине августа она решила, что «можно показывать». А вот что именно…
Лаврентию Павловичу она сообщила, что хочет показать что-то «очень интересное», причем показать хочет не только ему, но и, желательно, товарищу Сталину и товарищу Ворошилову. Впрочем, последнего приглашать не очень-то и обязательно, а вот без товарища Сталина демонстрация не состоится.
Берия со смешком об этом Сталину рассказал, но тот, к удивлению Лаврентия Павловича, согласился:
— Если хотя бы четверть из того, что мне про эту егозу успели рассказать, правда, то показать она нам хочет что-то действительно интересное. Да и я давно уже с ней поговорить хотел. А Лианозово ведь недалеко.
— А она не в Лианозово демонстрацию организует, а на одиннадцатом заводе под Сергиевым.
— Туда, как я помню, можно за час с Ярославского вокзала доехать? Думаю, можно и прокатиться… а товарища Ворошилова мы пока беспокоить не станем.
В воскресенье шестнадцатого августа машина со Сталиным и Берией за полчаса доехала от разъезда Бужаниново до небольшого полигона, обустроенного за старой площадкой завода. То есть это был даже не полигон как таковой, а «продвинутое стрельбище», на котором можно было и гранатами побросаться, и даже их пушки стрельнуть. Недалеко стрельнуть, в стенку глубокого оврага. Но встретившая их там Вера повела начальников в заводскую постройку, где проводили испытания выделываемых на заводе патронов и только там сказала, что она, собственно, собирается показывать:
— Сейчас я вам покажу кое-что интересное. Вот это — германская армейская каска, это — французская.
— А это нам на завтрак? — с усмешкой поинтересовался Иосиф Виссарионович, указывая рукой на горку арбузов, лежащих у стены.
— Ну, при желании модно их и съесть будет, но чуть позже. А теперь Я надеваю вот эту каску на арбуз, ставлю арбуз в камеру, защищающую от рикошетов… какая сволочь мой пистолет сперла⁈