Пока Вера экспериментировала с порохами, инженеры придумывали оборудование, на которых такие дополнительные заряды можно было делать быстро и качественно. И даже что-то придумали — но вот сами, на своем заводе, такого сделать они не могли. Все же снарядный завод ни с какой стороны на станкостроительный не похож.
— Старуха, у нас есть два варианта действий, — сообщил ей Слава Бачурин после того, как команда принесла ему (как директору всего комбината) свои разработки. — Первый вариант — это отправить всё это в «Химавтоматику» и полгода ждать, полка они что-то для нас сделают. Или не сделают, хотя ты в состоянии их все же допинать — но при этом ты там должна будешь сидеть и следить, чтобы твоя нога постоянно находилась в движении.
— Мне что-то не очень это нравится.
— Но есть и второй вариант, при котором тебе все же пинаться не потребуется. В Комсомольске при авиазаводе очень неплохое станкоремонтное производство имеется, а на нем — небольшое такое комсомольское КБ по станкам. Они там много чего для авиазавода наделали, но если мы — от лица нашей комсомольской организации их попросим о помощи, то они и нам оборудование изготовят. Я точно это знаю, в том КБ двоюродный братец Светки моей трудится. Им главное, чтобы затраты на материалы мы им оплатили, а остальное…
— И остальное оплатим.
— Все же ты совершенно неправильно рассуждаешь. Бюро — комсомольское, там ребята из интереса что-то делают, не за зарплату. То есть если они что-то полезное для завода делают, им, бывает, и премию дают — но чаще или грамоты, или к медалям представляют. Витька уже две медали таким образом заработал! Так что если мы им потом тоже медали организуем…
— Да хоть ордена! Имею, между прочим, право к ордену представить. Хочешь, тебя представлю? Или нет, перебьешься, Светку представлю, за то, что она тебя терпит до сих пор. Кстати, где она?
— В декрете, дома сидит. Значит так, я тебе комсомольскую путевку выпишу…
— Я сама себе выпишу.
— Не выпишешь: с твоей путевкой там с тобой и разговаривать не станут. Ну сама подумай: если их не братья-комсомольцы о помощи попросят, а зампред НТК с заданием не по профилю завода припрется…
— Вот поэтому-то ты и директор комбината, а я всего лишь завкафедрой в длительном отпуске. Пиши бумажку!
— Щяз! Вот прям все брошу и писать побегу! Только ты это… я понимаю, удобства там и все прочее… но людей все же удостоверением своим не пугай. Светка туда к брату летала как-то по поводу клеёв наших разбиралась, говорит, что гостиница при заводе вполне терпимая. Похуже нашей, конечно, но…
— А получше вашей гостиницы я вообще не знаю, где найти можно. Меня, откровенно говоря, удивляет, что ты унитазы из золота там поставить не распорядился.
— Так холодно же на золоте сидеть! А насчет оплаты мне вот какая мысль пришла: там у них еще и самодеятельность разная есть, а вот с инструментами музыкальными… захвати с собой комплект наших черных скрипок, за них они все нам за неделю сделают!
Комсомольская (в любом смысле этого слова) команда конструкторов-любителей Веру приняла хорошо. И гостиница при заводе оказалась не такой страшной, как ее расписывал Слава: все же у себя в городе он умудрился выстроить миниатюрный вариант какого-нибудь импортного Палас-отеля, а здесь здание было попроще. Но только внешне попроще, а внутри — все удобства имелись. Да и столовая в гостинице оказалась выше всяких похвал.
Но Слава не только насчет гостиницы «ошибся»: Комсомольские комсомольцы, оценив сложность работ, сразу предупредили, что сделают просимое «в лучшем случае за месяц», поскольку и основной работы у них хватало. А вот предложение Веры «помочь чем смогу» они приняли с радостью, лишь только узнав, что Вера химиком работает: оказывается, на заводе были серьезные проблемы как раз с применением изготавливаемых в Тугнуйске клеёв. Точнее, не с применением их, а с результатами применения: техконтроль и особенно военная приемка завода почти половину клееных деталей не принимали. Причем парни честно сказали, что они и сами бы такое не приняли: клеёные соединения ползли и слишком уж часто не проходили прочностные испытания — а причин такого поведения клея никто понять не мог. И Света Бачурина сюда, в общем-то, по делу прилетала — но вот разобраться в том, что авиаторы делают не так, не смогла. Вроде все всё делают строго по инструкции…
Вера только на то, чтобы выяснить причину появления плохих клеевых соединений, потратила две месяца: все же завод-то выпускал истребители Сухого, а если в полете отваливается остекление кабины, то хорошим в бою это точно кончиться не может. А потом еще почти столько же времени придумывала технологии неразрушающего контроля качества получившихся деталей. А после работы на заводе еще много времени проводила в «комсомольском КБ», на лету решая возникающие при изготовлении нужного оборудования проблемы: все же авиаинженеры не очень хорошо понимали, что может случиться с легковоспламеняющейся пластмассой при «заварке» трубки, в которой еще и куча пороха насыпана.
А когда работа практически была завершена, Витька — брат Светки Бачуриной — решил уточнить:
— Тебя с работы-то отпустят? Меня-то точно нет.
— Меня — не отпустят, но ты не переживай. Ты же не авиаинженер, а станкостроитель. Станкостроители — они везде нужны. Так что давай, собирайся уже…
— Ты не знаешь нашего директора…
— А ты не знаешь моего начальника. Значит так, раз уж ты теперь человек женатый, то должен слушаться жену. Завтра в одиннадцать мы улетаем, и спорить тут бесполезно. Вопросы есть?
— Начальство меня убьет…
— Сначала им придется убить меня. Но у них это точно не получится…
Глава 12
В прошлой жизни, когда у Веры Андреевны в Марселе заканчивался последний день ее работы в качестве переводчицы, ее муж (тогда еще будущий) вдруг спросил:
— А у тебя документ какой-нибудь есть действующий?
— Конечно… а что?
— Мы же не хотим расставаться, а если… я имею полное право возить жену с собой. В церкви венчаться будем или просто в торгпредстве зарегистрируемся?
— В постпредстве наверное?
— Поясняю: в постпредстве сначала у меня потребуют разрешение на брак с иностранкой. Правда, если мы обвенчаемся, то меня просто выгонят из партии и с работы тоже, но это неважно. А насчет торгпредства… я знаю, как не запрашивать такого разрешения. Завтра мы уже навсегда уедем из Франции и никто даже спрашивать не будет, было у меня разрешение или нет.
Тогда он сам на бланке несуществующего торгпредства составил «свидетельство о браке» — и они прожили вместе долгих и счастливых тридцать пять лет…
В Комсомольске Вера почти все время работала бок о бок с Виктором и днем, и вечером: он как раз был разработчиком той оснастки, с помощью которой приклеивалось стекло к раме кабины самолета, а после окончания рабочего дня они вместе сидели в комсомольском КБ, думая, как все же заставить тупую машину аккуратно заклеивать трубочку с порохом. И когда обе работы были практически закончены, он вдруг сказал:
— Ты завтра паспорт на работу захвати.
— Зачем?
— А обед сходим в ЗАГС и распишемся. Мы же оба не хотим друг с другом расставаться? А если жена захочет переехать с мужем, то ее не имеют права с работы не отпускать.
— Или муж захочет уехать к жене. У меня паспорт всегда с собой, а почему именно в обед?
— Днем в ЗАГСе народу нет никого, управимся за десять минут…
Не было никаких «признаний в любви до гроба», ни «поцелуев украдкой», ни даже букетика цветов, сорванных с городской клумбы — просто иногда так случается, что никакие особые слова и никакие ритуальные действия вообще не нужны, поскольку людям и без них все абсолютно ясно. А когда ясно становится сразу двоим…
Когда они вышли из ЗАГСа, Виктор первым делом сказал молодой жене:
— Идем быстрее, до конца обеда двенадцать минут осталось. Но ты не волнуйся, ребята обещали нам пирожков в столовой взять, перекусим чаем с пирогами когда перерыв образуется. А почему ты не захотела фамилию менять?