— Но у каждого творческого человека могут быть и неудачи, вы так не считаете?
— Считаю. Но еще считаю, что если к такому творческому приставить человека совсем нетворческого, но умеющего хорошо деньги считать, то количество творческих неудач сократится. Просто потому, что хороший бухгалтер заранее скажет, стоит на потенциальную… практически гарантированную неудачу деньги тратить или ну его нафиг. Еще раз повторю: пленки переславцы сейчас дадут сколько угодно, но рассчитываться за эту пленку перед заводом будет как раз Комитет по кинематографии. И если товарищу Дукельскому разрешить провести предлагаемые им изменения в системе кинематографии, я могу быть уверена, что он с заводом рассчитаться сможет. А если нет… Пусть докажут, что они все же могут хорошие фильмы снимать, работая с черно-белой пленкой. Или пусть катятся на все четыре…
— Хорошо, я понял вашу позицию. Но кто будет определять именно заранее, получится фильм… окупаемым или нет? Вот вы готовы за это взяться?
— Издеваетесь? Но я могу вам быстренько накидать список тех, кого из кино нужно гнать поганой метлой. Те, кто уже несколько фильмов подряд снял, не окупившихся в прокате, фильмов, которые народ смотреть на захотел.
— Вы… вы этот список товарищу Дукельскому передайте, а мы… мы его предложения по реформе кинематографии поддержим. Мы их уже поддержали, постановления в Совнаркоме уже готовятся. А по поводу этих жалоб… что же, ваши объяснения приняты, а тех, кто на вас жалуется… Спасибо, Вера Андреевна, можете идти. То есть погоди. Старуха, у меня еще один вопрос: ты всерьез считаешь, что в Испании нам особо делать нечего?
— Нет, кто вам сказал такую глупость? Я считаю, что проверить в реальной войне наше вооружение будет очень даже неплохо: мы же должны знать, где у нас потенциальные дыры в обороноспособности. То есть я и так знаю, но вот тому же товарищу Ворошилову было бы неплохо самому в этом убедиться. Я-то для него кто? Глупая девчонка…
— Которая обеспечила войска КГБ так, что одна дивизия с дерьмом смешала две японских армии…
— Да, направлять в Испанию современное оружие, которое есть пока только в КГБ…
— Вот за что я тебя люблю — так это за то, что ты всех вокруг считаешь дураками. В основном, конечно, это верно– но все же иногда… Иногда ты все же ошибаешься.
— Я никогда ни вас, ни Лаврентия Павловича или Валентина Ильича…
— Это я знаю, но и в Красной Армии есть люди умные. Тот же товарищ Конев — у него по результатам войны в Монголии подготовлен исключительно грамотный анализ как раз наших недостатков. Это я в качестве примера того, что люди умеют учиться, в том числе и на собственных ошибках. Но ты права… то есть и ты права: найти такие ошибки без реальной войны бывает просто невозможно. Лаврентий Павлович хочет туда несколько своих отрядов отправить… помощь ему небольшую оказать не хочешь? Я слышал, что у тебя испанский язык чуть ли не на уровне родного, сможешь немного с командирами отрядов позаниматься?
— Могу, конечно… но лучше я просто подготовлю учебный курс для бойцов: это, конечно, не быстро получится, но недели через две-три… мне будут нужны человек двадцать из тех, кто испанским уже владеет, не в совершенстве, но хотя бы в быту объясниться способен. И они уже за три недели смогут каждый по десятку человек обучить. Обучить достаточно, чтобы там люди спокойно общаться с местными могли.
— Пожалуй, это будет даже лучше. Я слышал, что ты очень быстро новые языки изучаешь, но, откровенно говоря, думал, что у тебя просто талант к языкам.
— Никакого таланта, просто пахота по-черному. И, конечно, в переводчики после такого курса никого не возьмут — но, думаю, в боевых условиях это и не надо. У вас всё? Да, если еще чего вас всплывет, то я до конца недели буду во Фрязино: там новые самолетные ракеты… управление к этим ракетам делают, но чтобы они правильно работали, им нужны какие-то условия по порохам… поеду разбираться.
— Давай, разбирайся. А мы все же постараемся свои проблемы без тебя как-нибудь решать — улыбнулся Сталин, — хотя без твоей… критики это бывает и сложновато. И последний на сегодня вопрос: а ты хотя бы иногда можешь свои умные в общем-то мысли не оборачивать в антисоветские слова? Мы-то с Лаврентием и с Валентином уже привыкли к твоим закидонам, но другие-то могут и не понять…
— Ну, во-первых, другие от меня таких слов и не слышат. Во-вторых, это не антисоветские, а антимарксистские слова — но вы-то лучше меня знаете, что идеология марксизма создавалась на деньги британских и американских банкиров и защищает их интересы, а не интересы трудового народа…
— Так, я тебя не слышал, иди отсюда!
— А в третьих, поскольку идеология сталинизма как раз нацелена на защиту прав именно народа, я честно именно сталинизм и поддерживаю всеми доступными средствами.
— Какая идеология?
— Сталинизма. Идеология, обосновывающая возможность построения социалистического общества в отдельно взятой стране. Но так как появление настоящего, сталинского социализма у нас будет означать крах всей капиталистической системы, то враги изо всех сил постараются его уничтожить в зародыше — а я стараюсь этот социализм защитить. Чем могу, тем и стараюсь, а так как я могу его защитить всем тем, что стреляет и взрывается…
— Ты сильно ошибаешься… в идеологии. Но в практической работе… да. Так что иди и занимайся практикой, а в идеологию не лезь. Ладно, нам… троим ты можешь свои соображения излагать как хочешь, но другим…
— Я все еще похожа на дуру?
— Ты похожа на зарвавшуюся нахалку! Скройся отсюда! Погоди… Вера Андреевна, если вам что-то будет нужно в вашей работе на благо страны, то обращайтесь без стеснения, мы очень высоко оцениваем ваши достижения и готовы всемерно в вашей работе помогать. Но… ладно, скройся, я тебе чуть попозже всё выскажу… и постараюсь это сделать, не используя нецензурную лексику…
В пятницу шестого ноября, когда на факультете обсудили предстоящую праздничную демонстрацию, Вера подошла к профессору Зелинскому:
— Николай Дмитриевич, у меня к вам будет небольшая просьба.
— Слушаю, и если смогу, то с удовольствием…
— Вот удовольствия я вам точно не обещаю. Сами знаете, у меня теперь на кафедре настоящего заместителя просто нет. А в конце февраля я совершенно внезапно буду вынуждена на какое-то время кафедру оставить — но не на кого! И я хочу вас попросить ее временно возглавить… до моего возвращения. Именно вас прошу, потому что вы на факультете лучше других знаете проблематику, да и аспиранты у вас хорошие есть, которые рутину на кафедре потянут.
— А твои аспиранты?
— С ними хуже… то есть с ними-то все хорошо, только они еще до конца года все отправятся свои работы кандидатские на заводах внедрять. И просто в феврале на кафедре никого, кто мог бы далее исследования курировать, не останется. Учебные-то программы у меня почти все готовы будут, с лекциями и семинарами я проблем не предвижу…
— А что так? Опять вам какое-то поручение руководство выдало?
— Нет, НТК тут вообще не причем. Если не считать того, что муж мой в «Химавтоматике» работает.
— Ах вот оно в чем дело! Я вас, уважаемая Вера Андреевна, от всей души поздравляю… и кафедру вашу, безусловно, подхвачу на время. Вы правы, с учебным процессом у вас никаких проблем и быть не должно, а чисто административно… да и в исследовательской части… вы можете быть совершенно спокойны, на факультете многие вам окажут всю необходимую помощь. Да и Владимир Николаевич, не сомневаюсь, помочь не откажется, в особенности по тем работам, которые с химией полимеров у вас ведутся. Даже я предлагаю так поступить: нынче же… сразу после праздника, в понедельник точнее, я к нему заеду, мы это все с ним обсудим…
— Да вроде рановато еще обсуждать, я просто с вами заранее решила теоретическую возможность прояснить.
— Вот и прояснили. А если вам нужна будет хорошая нянька, то мы с Ниной можем дать рекомендацию…
— Если потребуется, то непременно воспользуюсь! Спасибо!