Но в Ленинграде (причем только в городе) была еще и третья серьезнейшая проблема. Которую Лаврентий Павлович, с ней ознакомившись, хотел «решить сразу, окончательно и бесповоротно», но тогда Иосиф Виссарионович ему этим заниматься запретил:
— Андрей Александрович на месте со всем тщательно разберется и придумает, как все оформить тихо и спокойно.
Берия с этим согласился, и сейчас ГКО занималось обсуждением вопросов о том, как решить первые две проблемы.
Что делать с коллапсом в городе, было в целом понятно: в Москве, например, проблему удалось решить хотя и не сразу, но практически полностью, и в Ленинграде Жданов решил поступить точно таким же образом. Прежде всего, выводя предприятия из города в область — целиком или частично. Со знаменитого на всю страну Путиловского завода было выведено тракторное производство, причем половина — вообще за пределы области, в Челябинск, а еще половина на специально выстроенный новый завод в Тихвине. И на новых заводах уже строили не устаревшие «Универсалы», а вполне современные трактора с дизельными моторами: в Тихвине — колесные, с резиновыми шинами, а в Челябинске сразу началось производство тракторов гусеничных.
Всего за два года Жданов убрал из города почти полторы сотни предприятий — в основном, вместе с рабочими убрал, и население города только за счет этого сократилось на четверть миллиона человек. Но пока это к заметному улучшению ситуации в Ленинграде не привело, а проблемы с криминалом лишь обострились…
— Товарищ Жданов сейчас просил оказать ему существенную помощь в борьбе с преступностью, и помощь эту он просит оказать именно силами КГБ, — сообщил Берии Сталин. — у тебя силы для этого подготовлены?
— А я говорил, что город надо было еще в тридцать девятом зачищать!
— И как бы ты это тогда проделал? А сейчас у тебя уже и части специального назначения сформированы, и люди подготовлены. И вопрос лишь в том, как быстро ты этих людей в Ленинград направить можешь.
— Людей-то направить недолго, а вот с кем им там работать…
— А я тебе говорил: Андрей Александрович на месте тщательно разобрался и все нужные документы подготовил. И людей тебе в помощь даст: по основным фигурантам у него собраны и имена, и адреса — а твои специалисты их просто должны будут быстро, в идеале одновременно взять и выяснить у них, с кем они связаны и кого вам нужно будет брать следующими. По его предположениям тебе потребуется десять-двенадцать тысяч доз скополамина…
— Старуха уже запасла больше сотни тысяч доз, она как-то говорила, что они очень в Ленинграде будут востребованы… и в Киеве тоже. А еще она говорила, что если потребуется, то она еще столько же за неделю буквально изготовить сможет.
— А ты говорил, что у нее в голове одна война…
— А это что? Тоже война, просто со внутренними врагами. Мне потребуется постановление о допустимости применения специальных средств.
— Заберешь у товарища Поскребышева, оно уже готово. Когда будешь готов приступать?
— Завтра выходной… с понедельника. Завтра никто особого внимания на заезд наших… специалистов внимания не обратит, тем более что там вроде давно уже разговоры ходят, что на площадке авиазавода бывшего организуется новая автобаза. А автобаза нам там точно не помешает…
Вера к Ленинграду относилась… никак не относилась. Там была очень неплохая научная школа, однако выпускники ленинградских ВУЗов — в том числе и химики — в НТК котировались очень низко. В основном, как говорила Вера, из-за специфического культурного уровня: ко всем, кто не удостоился счастья обучаться в Ленинграде, большинство из них относились с плохо скрываемым презрением, хотя как специалисты они были весьма и весьма посредственны. Впрочем, кое-что она в Ленинграде провернула, хотя к науке химии вообще не относящееся: под ее личным руководством (и при полной поддержке товарища Жданова) из Ленинграда в Череповец был перенесен ВАРЗ-1 — один из крупнейших трамвайных заводов страны. То есть был еще завод в Усть-Катаве, но ведь у Кирова обеспечение Ленинграда полностью «своей» продукцией было вообще манией какой-то — и на ВАРЗе стали делать трамваи. Паршивые (как и почти вся остальная продукция Ленинградских заводов), но «свои» — а лично Вере очень не нравилось то, что ВАРЗ очень много нужных ей для химии ресурсов отъедал, производя очень плохую продукцию. А вот в Череповце завод, переведенный, понятное дело, под управление НТК, приступил к производству чего-то уже весьма приличного.
Очень приличного, даже внешне: Вера накорябала тамошним инженерам (не приехавшим из Ленинграда, а молодым выпускникам МИИТа) что-то, напоминающее бегавшие «в ее старости» по Москве чешские трамваи Т3, а все остальное профессиональные «железнодорожники» разработали сами. Ну и сама Вера к изготовлению этих трамваев руку приложила: впервые в советских трамваях появились мягкие сиденья, обитые изготовленным из полипропиленового волокна «ковровым покрытием» (и Вера больше всего сил потратила на разработку красителей для полипропилена, препятствующих его горению), стенки трамвая изнутри покрывались принципиально негорючим пластиком, а в вагонах даже кондиционеры были установлены!
Но на самом деле такая «забота о пассажирах» объяснялась довольно просто: негорючую обивку Вера разрабатывала главным образом для самолетов, а кондиционеры — для установки в боевые бронированные машины (включая танки). Потому что если пассажир в трамвае вспотеет, то ничего страшного не произойдет — в конце концов пассажир и выйти может чтобы проветриться, а вот сидеть в танке при температуре под полсотни градусов вредно для здоровья и даже для жизни…
Но после получения высокой награды у Веры вдруг возникла новая работенка: четырнадцатого марта на горно-химическом комбинате был подключен к общей сети новый атомный реактор, обеспечивающий выработку ста двадцати мегаватт электричества. Хороший реактор, правда КПД всей установки едва достигал двадцати пяти процентов — но это вообще практически никого не волновало, ведь основным его назначением была наработка плутония. И плутоний нарабатывался, из слегка так обогащенного до полутора процентов урана — но кроме плутония реактор «нарабатывал» и углерод-14, который, как известно, окружающим здоровья отнюдь не прибавляет. И Вера сразу же приступила к отработке технологии разделения изотопов уже углерода.
Вообще-то она это особо серьезной проблемой не считала и как разделять эти изотопы, она знала неплохо. То есть знала, как их разделять в лаборатории, работая с образцами весом миллиграммов по сто — а вот как эту же процедуру проводить в промышленных масштабах, предстояло еще придумать. Так что сначала она послала в Красноярск двух своих аспирантов, те привезли ей небольшой образец извлеченного из реактора графита. Из самого первого еще реактора извлеченного, не из энергетического, а из того, на котором плутоний для первой бомбы был произведен — так что искомого углерода в образце уже накопилось довольно приличное количество. После этого Вера этим аспирантам продемонстрировала «более высокую химическую активность радиоактивного углерода», за первую же итерацию сократив количество «гадости» в образце в двадцать раз, а затем торжественно им объявила:
— Итак, молодые люди, вы уже и сами, я надеюсь, заметили, что радиоактивный изотоп извлечь довольно легко. То есть довольно легко получить углерод, в котором этого изотопа становится в двадцать раз меньше, чем в исходном образце. И у нас остаются только две мелкие проблемы: первая заключается в том, что обедненного гадостью углерода у нас получается лишь половина от исходного объема, а вторая проблема заключается в том, что я вообще пока не представляю, как получить углерод, в котором четырнадцатый изотоп составлял бы процентов хотя бы девяносто.