- В последний раз говорю - уходи. Конь унесёт тебя!
Губы монаха тряслись так, что он с трудом выговаривал слова. Он не смотрел на женщину - взгляд расширенных страхом зрачков приковала тьма, надвигавшаяся на берег с глухим, ещё далёким рокотом.
Всё ещё глядя в ту сторону, он тоже поднялся на ноги.
- Н-н-нет... Я остаюсь.
Мара пожала плечами, запрокинула голову. На каменистом краю стоял Амок и смотрел вниз. Его бока тяжело вздымались, ноздри со свистом втягивали воздух, но жеребец не слушал собственный инстинкт, кричащий о том, что нужно уходить, нестись со всей скоростью, на которую способны тонкие ноги. Он ждал хозяйку. Или приказа. Мара закрыла глаза, пробудила образ Такайры в сознании. Уголки тёмных губ поднялись в улыбке - воспоминания о его прикосновениях, запахе, жёстком захвате стальных рук и бесстыдных поцелуях взбудоражили разум, одновременно вызвав чувство, похожее на сожаление, другое - ещё менее похожее на благодарность, и болезненно сладкие судороги внизу живота. Удерживая образ Коршуна, Мара передала его Амоку, отсылая того прочь, побуждая искать настоящего хозяина и найти его. Прощальное ржание коня резануло слух. Посыпались мелкие камешки, ударяясь о морщинистые бока скалы. Топот конских копыт затих почти сразу, скраденный ковром из сосновых игл. Все пути к отступлению были отрезаны.
Мара вновь развернулась к океану, вздохнула, словно сбросила тяжелый груз с плеч. Её пальцы быстро перестёгивали ремешки перевязи, соединяя верхнюю часть в кожаную петлю, которую она накинула на Кайна, притянув к себе. От прикосновения монах вздрогнул и отвёл взгляд от горизонта, лаская глазами гладкую кожу её лица, тени от ресниц, упавшие на щеки. Они стояли вплотную друг к другу. Он явственно ощущал тепло и изгибы женского тела, и на мгновенье забыл об опасности, удивляясь тому, что желание еще тлеет в нём, хотя Пресветлая, по его собственной воле, забрала всё для этого необходимое.
Женщина не смотрела на него. Улыбалась огромному валу, вздымающему горизонт, следила, как волны меняют направление движения и начинают бежать вдоль берега, постепенно ускоряя ток. Недалеко от линии прибоя поверхность океана вдруг осела, словно провалилась. Образовывающаяся воронка кружила массы воды, постепенно увеличиваясь в размере.
Кайн глубоко вздохнул.
- Гирами, - с трудом заговорил он, не в силах справиться ни с дрожью истеричных губ, ни с острым ощущением близости. - Я хочу признаться тебе...
И запнулся, утонув в сини и зелени глаз божества. Оно стояло рядом с ним, смотрело холодно и отстранённо, чуждо и пугающе, и волосы шевелились, как змеи, скользя по хрупким плечам, сами собой тянулись к грубой ткани его рясы.
- Боишься, человек? - вопросил низкий, пугающий голос. - Любовь Таи Талассы страшит тебя...
- Лю-бовь? - Кайн закашлялся.
Так просто внушить себе, что смерть более не пугает! Ведь в огненной преисподней ему довелось заглянуть Старухе в глаза. И после, в больнице Святого Граайла, Кайн дважды преступал границу, а тварь ждала по ту сторону, раскрыв объятия, грозя утащить за пределы зримого мира. Потому ли он решил, будто больше не боится её, что не просто заглядывал ей в глаза, как случалось и раньше, в пору беспутной молодости, а смотрел, встав вплотную, ощущая хладное дыхание на своем лице? Он наступил на границу в огне, а сейчас ему предстояло шагнуть через водную преграду. И отчего-то именно вода страшила его, как не страшил жаркий мясник, ломтями срезающий его кожу, меняющий его облик, делая подобным чудовищу - в ту ночь, на том берегу, где в плеске волн затаилась угроза, и слышался тихий победный смех. Безумный смех...
Кайн сморгнул, прогнав видение. Страх был сильнее тела - тряс дрожью, которую монах был не в силах преодолеть, сдавливал горло, заставляя лёгкие биться в судорогах за всхлипывающий вздох.
Неожиданно Мара взяла его лицо в ладони и сжала, больно впиваясь ногтями в кожу.
- Когда мы окажемся под волной, не сопротивляйся, - сказала она совершенно обычным будничным голосом, словно и не было только что божества - стоящего рядом с ним чужеродного существа с изнанки мира. - Не поддавайся панике и верь мне. Если тебе суждено погибнуть, значит суждено и мне. Но, пока жива я - ты тоже будешь жив...
Кайн обнял её и прижал к себе. Так не обнимают женщину, которую желают. Так не обнимают сестру, которую хотят защитить. Так обнимают единственную причину, которая заставляет сердце биться...