Выбрать главу

Тарутин Олег Аркадьевич

Старуха с лорнетом

Олег Тарутин

Старуха с лорнетом

ПОВЕСТЬ

Ровно в четверть восьмого, не в половине, как вчера, и не в двадцать минут, как обычно, Борис Митрохин, отжав замок, толкнул плечом дверь своей однокомнатной кооперативной квартиры и бодро выскочил на лестничную площадку. Черта с два! Не тут-то было! Как вчера, как позавчера, как всю эту распроклятую неделю подряд, лязгнув замком, одновременно приоткрылась и выпустила соседа смежная по площадке дверь. "Вот гусь...- в полной растерянности подумал Митрохин.- Да ведь он меня караулит. Ну сейчас добавит он мне бодрости!"

- А я ведь и опять в жилконтору могу! - с ходу начал сосед-смежник.-Что ж, думаешь, управы не найду на тебя да на кобеля твоего, а? То джазом рычал, теперь кобелем гавкаешь? Вот выкинем тебя отсюда вместе с твоей живностью да с музыкой! Сказать тебе, где я работал? Сказать, а? Ишь, вырядился!- с обличающим сарказмом завертел он пальцами перед джинсами и спортивной сумкой Митрохина.- Пижон! Низкопоклонник перед Западом!-Сосед уже закрыл дверь и стоял в середине тупикового конца коридора, загораживая Борису проход к лестнице.

"Ох и сквалыга!..-тоскливо думал Митрохин, глядя на соседа.-А ведь старик, старикан глубокий... Да неужто он всю жизнь так?"

Сосед топорщил небритый, защетиненный подбородок, а глаза его, устремленные снизу вверх на рослого Митрохина, светились каким-то вдохновенным восторгом. В руке соседа покачивалась драная хозяйственная сумка, из которой торчали бутылочные горла: все бомбы, все фугасы...

И куда он с ними в такую рань?

Борис отвел взгляд от стеклотары.

- Слушай, дед,- начал он, стараясь, чтоб звучало внушительно,-ты мне надоел, понял? Нету у меня никакого кобеля и никогда не было, прекрасно ведь знаешь. Кошка у меня есть, так она не гавкает, хомяк-тем более. И магнитофона, в который раз тебе говорю, у меня нет!

И в жилконторе тебе то же самое втемяшивали...

- Да ты что ж меня тыкаешь-то, а?

- А ты меня что ж?

- Ах ты молокосос!

- Ох, кабы вы молоко пить начали, Прокопий Митрофанович,-съязвил Митрохин,-так вам бы всякие голоса да лай...

- Митрофан Прокопыч! - криком прервал его сосед.- Склеротик! Сам псих! Бабник! Алкоголик!

- Ну хватит!-Митрохин решительно шагнул вперед, слегка сдвинув в сторону Митрофана Прокопыча, обходя того со стороны сумки.- Привет жилконторе!

- И участковому! И участковому привет! - кидаясь вдогонку, закричал сосед.-Ах ты!.. Ну ж ты!..

Борис выскочил из парадного, усмехаясь, покрутил головой. "Ай да сосед! И обижаться-то нельзя на такого старикана. В теперешнем его состоянии",- поправил себя Митрохин. Ну, а в прошлом? Кем он там был, в трудовой своей зрелости, штатской или военной, полный сил и энергии Митрофан Прокопович-ныне алкаш и сквалыга, тяжкое наследие квартирного обмена милой семейной пары? Ну ведь не "секретным же физиком" в самом деле, о чем с недомолвками и намеками поведал он Митрохину, зайдя к тому по-соседски в первый свой послеприездный вечер. Выпили они тогда немного, и впал Митрофан Прокопыч прямо-таки в сатанинскую гордость. Кто, мол, Митрохин против него, Прокопыча? И в таких он, брат, органах работал, что и сейчас не до конца еще рассекречен. Только-шш!.. понял? Если, конечно, неприятностей не хочешь. И в таких он местах жил, что тебе и знать не положено. Где все, такие, как он, "австрофизики" собраны, понял? И черт же дернул тут Митрохина хохотнуть! У-у! Тут и стопка об пол, и дружба всмятку. Вот и до сих пор угомониться не может.

Борис и хмурился, и усмехался, вспоминая тот вечер. Ладно. Жалеть человека нужно, а не злиться. А специальность у него была наверняка тихая, сидячая: бухгалтер, допустим, товаровед, кадровик, может быть. Митрохин шел мимо соседнего девятиэтажного дома, мимо ясельно-детскосадовского комплекса, куда вовсю подводили, подносили и подкатывали разновозрастную ребятню, шел через скверик, через проспект-к станции метро. Три года уже одним маршрутом. Он шел, держа перед собой на ремне спортивную сумку, на ходу поддавая ее коленом. И прекрасным было это июльское утро: свежим, солнечным, ясным. И день был отличный - четверг.

Ох и народу, мама милая! Ох и каша! Во входные проемы станции метро "Академическая" - грудью в спину, носом в затылок-вваливалась спрессованная толпа, а избыток ее нетерпеливым полукружьем топтался на площадке перед входом. Вниз шли три эскалатора, и на них тоже-носом в затылок и бок о бок. На эскалаторе Митрохин вздохнул с облегчением, выпростал из бокового кармана мягкокорочный растрепанный детектив и, не теряя времени, налистал нужную страницу, где как раз "...рука Пьера медленно сжала нагретую за пазухой рукоятку пистолета...". Вот и почитаем. Ну тяни, Пьер, а то, похоже, крышка тебе...

И тут Митрохин услышал встревоженный гомон метрах в пятнадцати ниже, на их же эскалаторе. Гомон, а в нем отдельно различимые отчаянные вскрики: "Бу-бу-бу...-Его же раздавят! (женщина)...-...Гу-гу-гу... пенсионеры эти... гум-гум...-Да остановите же! (женщина)...-Остановят, как же... гум-гум..." От нижних к верхним, как огонь по фитилю, стремительно покатилась информация, передаваемая как при игре в испорченный телефон:

- Да очки это, очки!

- Очки старуха потеряла!

- Старуху в очках затоптали!

- Кричали же "его раздавят!".

- Кого-его?

- Нагнулась, понимаете, за очками, ну и... - Да какая там "скорая"! Бесполезно уже!..

- Черт их носит, пенсионеров! И обязательно им в часы пик надо!

- А если надо? Вот доживите до этих лет...

- За очками в аптеку ехала бабуся... Эх!

В этом дезинформирующем гуде и съезжал Митрохин, взволнованно шаря глазами по толпе внизу, а толпа, замедляя движение и оборачиваясь, создавала клокочущую толчею возле кабины контролера. Поголовно все смотрели на высокую, худощавую, снежно-белую старуху с сумкой под мышкой. Старуха, неудержимо относимая встречным потоком, изо всех своих сил пыталась пробиться назад, к митрохинскому эскалатору. Встав в своей кабине, кричала что-то женщина-контролер.

Вот уже ступени выположились под Борисовыми подошвами, и тут он увидел вдруг какой-то предмет, ну да эти самые очки. Они лежали сбоку, прямо у стальных зубцов решетки, под которые убегала лента эскалатора. Они подпрыгивали, тычась в эти зубцы и отскакивая. Кто-то из впередистоящих нагнулся было схватить, да где там! эскалатор шел с максимальной разгрузочной скоростью часа пик. Вот сейчас и Митрохина пронесет мимо... Борис стремительно присел, резко качнулся вправо и так, на корточках, перепрыгивая с эскалатора на решетку, в последний миг успел уцепить эти очки пальцами. Кто-то в толпе подхватил его под локоть, рывком помог встать, кто-то чертыхнулся, кто-то хлопнул по спине: молодец, мол.

- Все в порядке, бабуся! У меня очки! - прокричал Митрохин, вскинув вверх руку с очками.- Где вы там, бабуся?-А вот она где. Не рвется уже против течения, а стоит чуть в стороне от основного потока, прижав свою сумку к груди, к сердцу. Ах, бедолага... Митрохин пробрался к ней, издалека показывая очки.- Вот они. Здесь!

Старуха вырвала очки из митрохинской руки, судорожно прижала их к щеке, всхлипнула.

- Сонечкин лорнет,-полушепотом произнесла она,единственная оставшаяся Сонечкина вещь. И чуть было... Ах, я вам так благодарна, молодой человек, так благодарна! - Она доверительно коснулась рукава митрохинской куртки.Вы не представляете, что значит для меня эта вещь... И его могли раздавить! - вновь проникаясь пережитым ужасом, вскричала старуха. Она взяла странные эти очки за единственную дужку. Странная оптика в затейливой оправе. Действительно, лорнет... надо же... "Двойной лорнет, сносясь, наводит..."-вспомнилось Борису что-то школьное, давнее. Кто ж это наводил, а? А сейчас-то откуда она их выкопала?