— И какую замечательную картошку вы нашли, — выкладывала я овощи на стол. — Ни одного гнилого пятнышка. Такую чистить — одно удовольствие.
Губы в зарослях густой рыжей бороды все шире растягивались в улыбке. Глаза под широкими бровями, побеленными инеем, довольно блестели. Мистер Годар приосанился и с залихватским видом подкрутил кончик пышных усов. Похоже, этого мужчину, не последнего, между прочим, человека в городе, мне удалось склонить на свою сторону.
За окном завывал ветер. В кухню, освещенную масляными лампами, набилась целая толпа — всем хотелось посмотреть, как я готовлю и из самых простых, дешевых продуктов получается кулинарный шедевр.
Сначала мне надо было разобраться с местным аналогом плиты. В углу, рядом с каменной печью, притаилась загадочная конструкция из металла и чугуна. Спереди, как и у обычной современной плиты, у нее была железная дверца, только открывалась она не вниз, а в бок, и прятала за собой не духовой шкаф, а топку с углем. Огонь внутри раскалял толстую стальную пластину наверху, и та служила конфоркой. Вроде все просто. Не сложнее, чем растопить котел или камин.
Засучив рукава, я принялась за дело. Налила воду в большую кастрюлю, обмыла и положила на дно говяжьи ребра и поставила на плиту. Затем быстро почистила четыре картофелины, свеклу, морковку и лук. Свеклу и морковь натерла на терке, а прежде чем покрошить лук, сунула в рот веточку петрушки — давно вычитала в газете эту хитрость. Чтобы глаза не щипало от жгучих паров лукового сока, надо жевать во время готовки свежую зелень. А еще нож и доску не забывать смачивать холодной водой. Иногда я еще свечу из воска рядом зажигала — тоже было меньше слез.
— Что это она делает? — шептались сестрицы, пока я жарила нарезанные овощи.
Масло в сковороде шкворчало. Все в кухне следили за мной, затаив дыхание, будто я не суп варила, а волшебное зелье.
Так, теперь сок лимона добавить в зажарку и толченых помидоров.
— Ты уверена, что это съедобно? — спросила Клодетта, показав пальцем на свекольные очистки. — Я видела, как этой штукой свиней кормят.
Я не ответила, ибо в это время процеживала через марлю получившийся бульон.
Спустя час кухню наполнил аромат, от которого потекли слюнки. Три любопытные Варвары и один не менее любопытный Варва́р крутились рядом с плитой, так и норовя заглянуть под крышку кастрюли.
Что ж, пожалуй, пришло время для дегустации. Знаменитый борщ Громовой Марии Львовны еще никого не оставил равнодушным.
Я подняла крышку, и в воздухе над кастрюлей заклубился пар. По комнате поплыл аромат мяса, сладких овощей и легкой кислинки. Я чувствовала приятный запах чеснока, а еще нотки летней свежести, которые придавала супу плавающая на поверхности зелень, — петрушка и укроп.
Борщ был сочного красного цвета, как флаг СССР. По краям к стенкам кастрюли жалась тонкая янтарная пленочка жира. В глубине жидкости просматривались нарезанные овощи и кусочки говядины, снятые с костей. Сверху среди иголочек укропа белели крапинки чеснока.
Краем глаза я увидела, как раздуваются ноздри мистера Годара, втягивая этот богатый мясной аромат. Густой, пряный, насыщенный, крепкий.
— Фу, что за мерзкая вонь! — с презрением фыркнула мачеха, зажав пальцами нос, но я успела заметить, как дернулось ее горло: леда Дельфина сглотнула слюну.
— Похлебка для нищих, — поддержала маменьку Клодетта и неосознанно облизала губы.
Ее сестра свинюшка жадно глядела на суп.
— Ну что? Кто хочет попробовать?
Руки Иветты и городского советника тотчас взлетели вверх.
Леди Дельфина поджала губы и отвернулась.
Покосившись на матушку, Клодетта нерешительно подняла ладонь.
Из верхнего шкафчика я взяла четыре глубокие миски с узорами по краям и налила в них борщ. В каждую тарелку добавила ложку сметаны.
Скрипнули деревянные стулья под нашим весом. Вчетвером мы уселись за тяжелый обеденный стол под масляной лампой и принялись за еду. Мачеха осталась на ногах, она наблюдала за нами с подчеркнуто брезгливым выражением.
Другой кухарки, кроме меня, в доме не было, так что, подозреваю, упрямая гадюка голодала весь день, но все равно показывала характер. Ну и пусть. Ее проблемы.
Я посмотрела на мистера Годара. Прежде чем отправить ложку в рот, он пригладил бороду и подул на суп. Впервые попробовав мой борщ, городской советник распахнул глаза, затем прикрыл их и покачал головой, тихонько застонав от удовольствия.
Увидев такую реакцию, сестрички набросились на свои тарелки.
— Гадость, неимоверная гадость, — приговаривала тощая Клодетта, наворачивая борщ так, что аж за ушами трещало.
Я усмехнулась и случайно встретилась взглядом с толстушкой, сидевшей напротив. Я ожидала, что Иветта тоже обругает мою стряпню, но на ее губах вдруг мелькнула робкая благодарная улыбка.
— Волшебно! — воскликнул рядом мистер Годар. Он уже наполовину опустошил свою миску и, похоже, собирался просить добавки. — Через две недели на центральной площади состоится кулинарный поединок среди девиц на выданье. Не хотите поучаствовать со своим шедевром? Уверен, ваше необычное блюдо произведет фурор. Такого жители Ниена еще не пробовали.
— Через две недели, — ядовито процедила мачеха, стоя в дверях, — наша Мэри сможет накормить только червей. И то вряд ли. Земля промерзла.
Мистер Годар вздрогнул, будто только сейчас вспомнив, какую участь уготовил мне городской совет. На его лбу проступили морщины, уголки губ опустились, благодушное выражение на лице сменилось мрачным. Над столом повисло гнетущее молчание.
Зато мачеха повеселела.
Ровно до того момента, как ее пустой желудок предательски заурчал на всю кухню.
Вот конфуз!
В высшем обществе Ниена это было все равно что прилюдно пустить петуха — так же стыдно и унизительно.
Щеки леди Дельфины вспыхнули. Мистер Годар неловко кашлянул в рыжую бороду. Сестрички заерзали на своих стульях.
По-хорошему надо было притвориться, что ничего не случилось, однако каждый получал такое отношение, какое заслуживал.
— Вижу, вы голодны, матушка, — махнула я рукой опозорившейся женщине. — Так прошу к столу, присоединяйтесь к нашей трапезе.
Подбородок леди Дельфины задрожал.
— Сама жри свои помои, — прошипела она сквозь зубы. — Даже умирая от голода, я не опущусь до того, чтобы брать в рот всякую дрянь.
И она резко развернулась, чтобы покинуть комнату. В напряженной тишине раздался звук ее удаляющихся шагов.
* * *
После ужина, когда по скрипучему снегу я провожала мистера Годара к ожидающей его карете, мужчина развернулся ко мне и зашептал:
— Мэри, еще не поздно все переиграть.
Я нахмурилась, не понимая, о чем идет речь, и бородач продолжил. Из его рта вырвалось облачко пара.
— Мы можем отправить в Блэквуд другую девицу. Не вас.
По мне скользнул взгляд, полный откровенного мужского интереса.
— Будет жалко погубить такую красоту и такие, — он облизнулся, видимо, вспомнив мой борщ, — таланты.
— Постойте, — я плотнее закуталась в старую шерстяную накидку в проплешинах. — Вы же сами говорили, что я идеальная жертва для чудовища, ведь по мне некому тосковать, а теперь предлагаете осиротить какую-нибудь семью.
За высокой кованой оградой в конце подъездной дороги уютно светились фонари городских улиц. Под звездами искрился, отливая серебром, снег. Ветер стих. Изредка до нас доносились крики извозчиков, цокот лошадиных копыт и шум экипажей.
Я переступила с ноги на ногу: тонкие подошвы туфель не спасали от холода. Казалось, я стою босиком на льду.
— Есть у меня на примете одна девица, — торопливо зашептал советник. — Ее отец на прошлых выходных проигрался в карты и теперь не знает, как отдать долг. Приходил ко мне, предлагал свою дочь, но к тому времени я уже договорился с вашей мачехой.