— Веревкина… Генриетта… пятьдесят пять лет, — после долгого молчания сказал милиционер и повторил: — У вас тёща не пропала, Иван Митрофанович?
Иван Митрофанович глумливо ухмыльнулся.
— Я не женат, — голосом полным сарказма, выговорил он. — Пять лет, так сказать.
Из кухни показалась голова Тюбика, потом собака вышла и, наклонив ушастую голову, прислушалась.
Тюбик был похож на тёщу. И был привезён ею же из Бугуруслана, вместе с балалайкой.
— Что-нибудь ещё? — спросил Иван Митрофанович.
— Пока ничего не имеем, — тихо ответили ему и прервали разговор.
— Жену и тёщу сбагрил, — сдвинул брови Краснецкий. — Остались Тюбик и балалайка. Тюбик, дуй сюда! — позвал он. Но пёс Тюбик исчез.
Иван Митрофанович взял документы тёщи, балалайку, вышел из квартиры и спрятал их в пожарный гидрант этажом выше. Потом выволок Тюбика из-под ванны, вытер лужу под ним, Тюбик от унижения заскулил. Краснецкий вздохнул и повёл собаку выгуливать. Тюбика он решил оставить.
— Ты мужик и я мужик, — говорил во время прогулки псу Краснецкий. — Договоримся!..
А ночью Ивану Митрофановичу стало не по себе — как она там спит? Его тёща. Или плачет в обезьяннике?..
— А с другой стороны — я не могу с нею больше жить! — жалобно сказал Иван Митрофанович. — Мне для вдохновения нужна жена-иностранка или девочка в короткой юбочке, а не чужая тёща постороннего мужика!
— Ну и выставил бы её! — к утру стал грызть себя Иван Митрофанович. — Зачем в милицию-то сдавать?.. А она будет жить на Киевском вокзале? И приходить греться в мой подъезд — она же знает код, — Иван Митрофанович воткнул голову в подушку и снова низвергся в сон.
Прошёл день, потом второй.
Митрофанович пошёл в издательство забирать собственные романы.
Он шёл и думал: «Ну почему такое несчастье? Писал, старался, ликовал и умывался слезами над каждой строкой… Не берут!!! Уже четырнадцатый отказ».
На столбах висели объявления: «Разыскивается опасная мошенница — баба в платке…»
«Что ж они ориентировки не сняли, ведь я им сдал Чувилкину-то?» — ворчливо подумал Иван Митрофанович, у которого в голове тёща смешалась с мошенницей, а мошенница — с тёщами всех времён и народов…
Издательство занимало три комнатки в здании приборостроительного завода. Ивану Митрофановичу выписали пропуск, и он прошёл внутрь, стараясь не попасть под снующий с приборами погрузчик.
На него с непонятной жалостью воззрился редактор, который прочитал романы и отказал.
«Чего смотрит?» — подумал Краснецкий, складывая романы в пакет. Ручка пакета оборвалась, Митрофанович вздохнул.
— Я универсальный писатель — пишу про жизнь и смерть одновременно, — буркнул он и покосился на редактора. — Фигурально выражаясь, — добавил Краснецкий и пошёл к дверям.
— Но почему? — поёрзав на стуле, сказал ему вслед редактор. — Иван Митрофанович, вы не хотите попробовать написать документальный детектив?
— А что? — споткнулся на пороге тот.
— Вы пишите про какие-то ужасы, выдуманные большей частью…
— Ну, да, так сказать, — Краснецкий был с этим не согласен, но виду не подал.
— Сверните с этого пути! — ласково посоветовал ему редактор и почесал нос шариковой ручкой.
— А про что?.. — начал писатель.
— Ну, хотя бы… Вы, в каком районе живёте? В Марьиной роще!
— Нет! — качнул головой Иван Митрофанович.
— Ну а в каком?
Краснецкий подумал и произнес название своего района по слогам.
— В вашем как раз бесчинствует банда подростков. — Глаза у редактора вспыхнули, и он ткнул в колонку происшествий лежавшей перед ним на столе газеты. — Внедритесь к ним, понаблюдайте, в крайнем случае, со стороны узнайте слухи и подробности и пишите — бестселлер гарантирован!
— Да-а? Вы думаете? — Краснецкий вернулся, присел рядом на стул и мрачно улыбнулся.
— Коньюктура книгорынка — мой конёк. Я тут прозябаю — издательство маленькое, тиражи мизерные, — секретным голосом произнес редактор и покачал безволосой головой.
— А как же мне к ним внедриться, так сказать? — скучным голосом обронил Иван Митрофанович.
— В банду? — участливо спросил редактор. — Ну, оденьтесь под молодого, навешайте на себя цепей, тату, серьгу в ухо, только в левое — не перепутайте!
— А что? — Краснецкий внимательно слушал.
— В правом носят геи, — доверительно выдохнул и качнул серьгой в левом редактор.
— Могут разорвать? — хрипло поинтересовался Краснецкий.
— Могут обесчестить, — посмотрел на мятые тусклые брюки Краснецкого редактор и вздохнул.