Земля и море были унылого мышиного цвета и выглядели удручающе обыкновенно; лишь на небе виднелись желтые и синевато-серые просветы, которые в свое время, возможно, служили какой-нибудь приметой для местных жителей. Уиверы прошли по «Тропе Бридана» до самого конца, туда, где она исчезала среди неухоженных кустов и длинной бледной травы, спустились по крутой каменистой тропинке на берег и вернулись назад по приливной полосе. В одном месте кипела работа: берег разравнивали — видимо, для будущего строительства. Полдюжины птиц — цапли, а может, кулики-сороки — бродили вдоль кромки воды; Бридан наверняка знал их название, или сказал бы, что знает. Несколько небольших парусных лодок лениво качались на волнах. В углу гавани Алун с Рианнон поднялись по отлогой лестнице и вышли на Хай-стрит, где повсюду в глаза бросалось слово «Бирдартир» — на магазинах, учреждениях, плакатах, открытках. Там, где улица сужалась, напротив бывшей булочной, стоял паб; он не изменился со времени их последнего приезда, разве стал чуть поновее с виду. Вывеска, темно-синяя с блестящими золотыми буквами, гласила: «Отель Уайта».
Тем не менее внутри все выглядело гораздо новее и совсем не таким, как прежде. Алун мог бы даже поклясться, что никогда здесь не бывал, если бы не привык к переменам, и теперь он утешился вполне терпимой музыкой, довольно заурядной, но легкой и мелодичной. На подоконнике, рядом с развесистым растением в горшке, находился некий объект. Алун понятия не имел, как он называется: нечто вроде видеоэкрана, на котором разноцветные мерцающие потоки пролетали сквозь пятна и полосы более спокойной подсветки. Напрашивалось предположение, что этот феномен каким-то таинственным и ужасным способом связан с музыкой. Алун решил, что обязательно опишет его, чтобы добавить в папку с материалами «В поисках Уэльса», но вначале усадил Рианнон на некое подобие средневековой церковной скамьи у противоположной стены, а сам подошел к бару. Заказав белое вино для жены, он действительно получил стакан белого вина, а не взгляд, исполненный мрачного торжества, как здесь было когда-то принято; более того, его спросили, какой сорт виски он предпочитает, а раньше приходилось довольствоваться тем, что наливали.
Вернувшись к Рианнон, Алун обнаружил, что какой-то пожилой тип устроился перед ней на высоком табурете и ведет себя так, словно всю жизнь был ближайшим другом семьи. Анфас он выглядел совсем старым, хотя был старше Алуна от силы лет на пять. Типичный крепкий и самоуверенный валлиец — такие с незапамятных времен возделывают окрестные земли и рыбачат в здешних водах, — а заодно и типичный болван, которому Алун с удовольствием брызнул бы в глаз струей газированной воды в те дни, когда сифоны еще были в ходу. На седовласой голове возвышалась белая шляпа, хотя было непонятно, откуда она взялась и что означает.
Алун подсел к Рианнон и пару минут обсуждал с ней паб и посетителей, пока не убедился, что тип в шляпе не доводится ей родственником, которого она не удосужилась представить. Алун подумал, что не позволит себя отвлечь, достал блокнот на пружине и стал описывать устройство, мигающее всполохами яркого света.
Если придурок в белой шляпе и упустил что-либо из происходящего, то не слишком много. Он заговорил густым басом, весьма похожим на голос владельца танцевального зала, где Алун бывал в молодости.
— Так вы, значит, писатель?
— Да, — ответил Алун после того, как Рианнон ткнула его под ребра.
— Понятно. Приехали сюда к Бридану?
— Что? Нет, не совсем.
— Многие приезжают к Бридану. Он был известным поэтом, жил когда-то в Бирдартире. Часто приходил в этот паб с американцами. Говорил, что здесь как в клубе.
— Знаю, — ответил Алун.
С каждым днем ему все чаще повторяли общеизвестные факты, да еще и менторским тоном. Алун подумал, что, похоже, ему вскоре ничего не останется, как выслушивать эту дребедень.
— Бридан был валлийцем, но писал… его поэзия… на английском языке.
— Конечно, на самом деле…
— Но он был валлийцем до мозга костей. И не думайте, что можно понять Бридана, — гудел старый болван, раскачиваясь на табурете и благодушно улыбаясь, хотя было ясно, что он обращается к Алуну, а не ко всем в общем, — да, нельзя понять Бридана, не будучи валлийцем.
— К вашему сведению, я сам валлиец. Родился и вырос меньше чем в двадцати милях отсюда.
— Вот я и говорю: нельзя понять Бридана, не будучи валлийцем. Только валлийцы его понимают, верно? Ценят по достоинству. Да, высоко ценят.
— Но…
Под предостерегающим взглядом Рианнон Алун не нашелся что сказать. Вообще-то ему много чего пришло на ум, только вот к дискуссии это никакого отношения не имело.
— Писатель, говорите? Для газеты пишете?
— Нет. Да. Бывает.
Старый дурак, видимо, счел ответ вполне исчерпывающим или по крайней мере достойным обдумывания. Он даже ткнул пальцем в сторону Алуна, когда в паб торопливо зашел молодой человек с короткими, почти бесцветными волосами. У него было широкое лицо с насморочными глазами и носом. Взглянув на Алуна с Рианнон, он виновато дернул головой.
— Опаздываешь, дед, — громко сказал парень. — Пора пить чай. Идем, Уинстон Черчилль. — И, понизив голос, добавил: — Надеюсь, он не слишком вам надоел.
Алуну не оставалось ничего, как в ущерб чувству справедливости сказать, что они очень приятно побеседовали.
— Правда? — Юнец пристально посмотрел на него и широко улыбнулся. — Эй, да я вас знаю! Видел по телевизору! Как же называлась передача: «Валлийское что-то там» или «Валлийский взгляд на вещи»? Скажите, а этот, как его, Блетин Эдвардс, ваш друг?
— Нет, мы с ним даже…
— Ну, я, конечно, не специалист, но, в отличие от вас, он вообще никуда. Просто небо и земля, — заявил юный придурок с уверенностью, которой мог бы позавидовать его престарелый родственник. — Никакого сравнения!
— Вы очень любезны.
— Да ладно, приятно было познакомиться. Удачи, и спасибо за то, что вытерпели моего старикана.
— Как мило! — обратился Алун к жене, когда они чуть позже выходили из паба. — Совсем не похоже на жизнь.
Она стиснула его руку:
— Молодец, что не стал связываться с этим старым пердуном.
Настроение Алуна мало-помалу улучшилось, и остаток вечера он был вполне доволен жизнью. Как и следовало ожидать, более всего этому способствовала предварительная оценка (семь из десяти), которую Алун дал уже существующим страницам «Возвращения домой», — последние несколько часов он склонялся к тому, чтобы назвать свой опус именно так, в пику новомодным тенденциям. Приподнятое настроение даже подвигло его заняться любовью с Рианнон, когда они добрались до неожиданно уютной маленькой кровати.
Несколько минут они лежали с включенным светом, удовлетворенно вздыхая и постанывая, как всегда после близости вот уже тридцать четыре года. В ночнике что-то тихо потрескивало, но слабый звук не заглушал шум прибоя, который раздавался довольно близко, — прилив вновь почти достиг верхней точки.
— Славный был денек, — сказал Алун. — Я уже забыл, как здесь хорошо.
— Я рада, что у тебя пошла работа.
Он шикнул на жену и скорчил недовольную мину, но не так убедительно, как раньше.
— Им не удалось испоганить это место полностью.
— Тебе, должно быть, здорово полегчало, ну или хотя бы отчасти. Надеюсь, это-то можно сказать?
— Что? Да, но утром нужно будет еще раз взглянуть.
— Думаю, тебе стоит пару дней никуда не ездить и просто отдохнуть.
— Да, было бы неплохо…
— Мне кажется, ты немного осунулся, совсем чуть-чуть. Тебя ничего не беспокоит?
— Нет. — Он не собирался говорить о Гвен, особенно сейчас, когда у них уйма времени и разговор явно затянется. Лучше найти несколько минут перед приездом съемочной группы. — Нет, все в порядке. Разве что задумался: интересно, долго ли еще здесь будут подавать виски точно по моему вкусу?