Когда выяснилось, что помощь не требуется, Софи сказала Алуну:
— Надо вернуться к Чарли. Он, наверное, никак не поймет, куда мы делись.
Алун посмотрел на часы.
— Знаешь, если подумать, то идти туда уже незачем, придем почти к закрытию. Ну, может, минут пятнадцать у нас еще будет, не больше.
— Во сколько паб закрывается? — поинтересовался Перси, не спросив, однако, почему Алун с Софи оказались в пределах слышимости, когда Дороти скатилась по ступенькам. — Разве в деревне пабы закрываются не раньше обычного?
— Значит, Чарли уже идет сюда.
— Он не любит темноту, — заметила Софи. — А здесь, на подходе к дому, очень темно.
— Ну, если он испугается, то всегда может позвонить, не так ли? — Алун говорил с веселым недоумением. — Не понимаю, чего…
— Сюда он не позвонит, только соседям, — вмешалась Рианнон. В махровом халате и вязаных тапочках, она присутствовала при разговоре с самого начала. — К тому же он не знает их номер.
— Господи, да тут идти всего ничего и людей полно…
Дороти тоже все слышала и даже, кажется, отчасти поняла.
— Я пойду с вами. — Она наполнила бокал и осушила его одним махом. — Хочу глотнуть свежего воздуха. В жару здесь душновато, правда?
— А что там за соседи? — спросил Перси, бросив тоскливый взгляд на свою книгу. — Если это неподалеку, я могу сходить туда и позвонить в паб.
Рианнон объяснила, и он вышел вслед за Дороти и Софи.
— Как же мне не нравится этот тип! — сказал Алун. — Язва первостатейная! В общем, нам нужно было увести ее из пивной, а она не пожелала садиться в машину, все твердила, что никуда не поедет, пока не попрощается с тобой, вот мы и привели ее сюда. Только мы с Софи вышли, чтобы вернуться в паб, как раздался грохот и у тебя загорелся свет, ну мы и поспешили назад.
Жалкий лепет, подумал Алун, и ему стало не по себе: вдруг все объяснения, которые он придумывал, когда хотел что-нибудь скрыть, звучали так же нелепо? Весело пробормотав, что еще один стаканчик его не убьет, он налил себе виски, хотя пить не хотелось. Рианнон примостилась на стуле, где недавно сидела Дороти, и задумчиво вертела в руках маленький, совершенно неуместный предмет вроде саше с шампунем.
— Почему ты передумал? — спросила она.
— Ты о чем?
— Почему ты решил не возвращаться за Чарли?
— О, я просто не обратил внимания на то, что уже поздно. Все как-то перепуталось. Погоди, я сейчас сбегаю отолью.
Наверху в туалете Алун поразмышлял о вещах, о которых не стоило говорить вслух, хотя многие давно перестали быть тайной. Его так и подмывало сбежать вслед за Дороти и Софи под предлогом заботы о Чарли, но тогда Рианнон решила бы, что он уклоняется от разговора. Алун мысленно чертыхнулся и мощно зевнул, едва не вывихнув челюсть. Затем вытер глаза туалетной бумагой и спустился вниз.
Алун знал, что из-за картонных стен Рианнон высморкаться не сумела бы неслышно, а уж тем более перейти из комнаты в комнату, и все равно неприятно удивился, застав ее в гостиной. Решив сменить тему, он сел рядом с пишущей машинкой.
— Удивительно, что Дороти поняла, о чем идет речь, в ее-то состоянии! Только в ресторане она…
— Должно быть, слышала раньше, что Чарли боится темноты. Впрочем, как все его старые друзья, включая тебя.
— Почему именно меня?
— Ты единственный, кому на все наплевать. Даже Перси кинулся звонить, а он ведь почти не знаком с Чарли.
— Честно говоря, не понимаю, из-за чего шум. До самой автостоянки улица хорошо освещена, а оттуда идти всего ярдов двести, если не меньше.
— Вполне достаточно, если тебе страшно. Вспомни себя в детстве.
— Вообще-то он давно вырос. Лично у меня создалось впечатление, что старина Чарли чертовски хорошо устроился. Все с ним носятся как ненормальные, а он и доволен.
— Может быть. — Рианнон сунула пакетик в карман халата. — Ты показывал ему свой новый текст?
— Да, он считает, что над ним еще работать и работать, как я тебе и говорил, помнишь?
— Ясно, — сказала Рианнон. — Ладно, заварю-ка я чаю.
— Замечательно, я тоже не откажусь.
Алун подумал, что выпить все-таки нужно, и схватил стакан с виски, но тут с улицы донесся шум голосов. Поначалу он решил, что разговаривают посторонние, затем услышал Софи, а чуть позже — Дороти; оба голоса звучали странно и незнакомо. Был еще и третий, он подвывал пронзительно и жалобно, то затихая, то усиливаясь. Вдруг Алун осознал, что это Чарли, и вскочил. Рианнон выбежала из кухни, открыла входную дверь и встала на крыльце. Алун замер в ожидании.
Чарли был того землистого цвета, который у багроволицых людей означает мертвенную бледность. Плотно зажмурившись, он обеими руками прижимал ко рту грязный носовой платок в безуспешной попытке заглушить вопли. Софи с Дороти усадили Чарли в кресло, наперебой утешая, а Рианнон опустилась рядом на колени и гладила его по лысой голове. Когда он немного успокоился, Софи сбегала наверх, принесла коробочку с таблетками и дала одну Чарли. Алун стоял в стороне, всем своим видом показывая, что готов оказать любую помощь в пределах разумного. Дороти, чьи слова утешения превзошли все остальные по разнообразию, явно переживала лучшие минуты жизни, наслаждаясь собственной ответственностью и умением посочувствовать. Во всяком случае, так показалось Алуну. Интересно, многое ли она вспомнит на следующее утро? Однако сильнее всего была мысль, что в загадочном состоянии Чарли виноват он сам, Алун.
Время от времени Чарли убирал платок, со стоном выдавливал одно-два слова и вновь закрывал рот. Он повторял, что сожалеет, дважды сказал: «Я думал, что справлюсь», и еще попросил позвать Виктора. Эта просьба совпала с возвращением Перси, который сообщил, что телефон в пабе не отвечает. Не успел он разобраться в происходящем, как Софи отправила его обратно, снабдив инструкцией, как позвонить в «Глендоуэр».
Следующие полчаса не происходило ничего важного или необычного. Перси вернулся и объявил, что Виктор уже едет. Два или три раза Чарли немного успокаивался и затихал, затем припадок возобновлялся. Дороти задремала на полу у кресла, свесив голову на грудь. Софи рассказывала, что они нашли Чарли у ограды автостоянки — он сидел там скорчившись и, судя по всему, не мог двинуться с места. Рианнон, стараясь не глядеть на мужа, раздала всем чай. Алун просто стоял и смотрел.
Приехал Виктор в черной куртке, черных брюках и такого же цвета рубчатом свитере с высоким горлом; тщательно выбритое лицо ничего не выражало. Не глядя по сторонам, он подошел к Чарли, крепко обнял брата и не отпускал целую минуту. Затем выпрямился и выпроводил из комнаты всех, кроме Софи, попутно достав из кармана кожаный или пластиковый футляр размером с очечник.
На кухне, где почти в мгновение ока очутилась изгнанная компания, Перси сказал Дороти, что сейчас они будут только мешать и не лучше ли потихоньку отправиться домой. После того как Дороти выслушала и отклонила это предложение, Перси без тени недовольства извлек откуда-то «Сотри кровь с моих рук» и устроился под люстрой. Рианнон наконец мельком глянула на мужа. Этот взгляд сказал ему то, что он и без того знал, и все равно у Алуна перехватило дыхание. Было ясно, что Рианнон уже не изменит своего мнения, как бы он ни старался ее переубедить. Она сложила чашки в раковину и тихо вышла из дома, оставив дверь приоткрытой: может, звала мужа за собой, а скорее просто потому, что имела обыкновение не закрывать двери. Алун счел за лучшее пойти за ней. Сказать ему было нечего, однако рано или поздно говорить придется.
Ветра не было, и Алуну показалось, что температура в доме и на улице совершенно одинаковая. Из-за холма вышла луна, высветив клочки двора, на которые не падала тень от невысоких деревьев и чахлых кустов, где могла укрыться Рианнон. Он сделал несколько нерешительных шагов по садовой тропинке среди зарослей сорняков к низенькому заборчику, за которым склон холма так круто уходил вверх, что никому не пришло бы в голову начать подъем без достаточно уважительной причины. Вокруг не было ни шороха. Тяжело ступая, Алун брел по узкой дорожке вокруг дома, когда услышал рокот особенно большой волны, разбившейся внизу о берег, и одновременно заметил, что Чарли затих, — по крайней мере его голос не доносился ни сквозь стену, ни через переднюю дверь. Алун дошел до места, откуда просматривалась вся «Тропа Бридана», — по-прежнему никого. Немного помешкав, он осторожно поднял щеколду и вошел в дом.