На огороде подтаял снег, и мы увидели снаряд. Снаряд лежал между грядок и мирно сверкал под лучами весеннего солнца. Мы вытащили его из ямки, поставили на круглое дно. Снаряд был большой, почти по грудь, и тяжёлый. Брат побежал в школу, чтобы узнать, что с ним делать. Мне не терпелось. Я прижала снаряд к животу и потащила. Шла огородами — напрямик, спотыкаясь о мёрзлые кочки и капустные кочерыжки. Вот прошла здание полуразрушенного детского сада. Вот и школьный двор. Снаряд поставила посреди площадки, села рядом на скамейку, жду. На крыльце показался Феликс, с ним взволнованный учитель по военному делу, как мы его называли — «Раз-два».
На уроке по военной подготовке «Раз-два» тренирует нас на четыре счёта становиться под ружьё. А ещё учит разбирать и собирать ружья, пулемёты, чистить их, бросать гранаты, прятаться в укрытия, идти в бой. Он всегда весёлый, подтянутый. Но сейчас «Раз-два» совсем не бравый. Он машет руками, бежит, загребая деревянной ногой, кричит:
— Чего расселась? Отойди! Взорвётся! Сейчас же отойди!
— Не взорвётся! — кричу я и вскакиваю. — Я с ним два раза падала, а он хоть бы что!
Потом приехали сапёры, увезли снаряд на машине, взорвали в поле. Говорят, что очень даже хорошо взорвался.
Мы варим щи из первой кусачей крапивы и мягких листочков лебеды. На огороде вскопали гряды, чтобы посадить картофельные глазки. Глазки растим из картофельных очисток. Из очисток мама делает лепёшки. Где она их достаёт, мы не знаем. Картошку надо скоро сажать.
Недавно в городе заработала электростанция. Феликс смастерил электрическую плитку. На этой плитке соседка тётя Рая по утрам греет воду, чтобы размочить хлеб для Томки и Люськи. Им уже больше года, а зубов всё нет. Тётя Рая ловит ложкой в горячей воде кусочки хлеба, засовывает в рот девчонкам, приговаривая. «Мясо, мясо! Ешьте, мясо!»
Сегодня Игорь торжественно объявил, что будет кормить нас варёной птицей.
— Какой ещё птицей? — удивляемся мы.
— Обыкновенной.
— А где взял?
— Настрелял.
Игорь хорошо стреляет из рогатки, это мы знаем. А вот где он отыскал птиц? Это — загадка. От холода и голода погибло в этом году много птах.
Голубоглазая, с белыми кудряшками девчонка Люська сидит в железной кроватке, как за решеткой. Её выпускать нельзя. Мигом куда-нибудь уползёт. Худенькая Томка в одной распашонке, ноги — калачиком, закрыв глаза, потихоньку покачивается на голом диване. Томка убаюкивает себя. Она никуда не уползёт. Она слабая. Маленьких слабых детей сейчас много. Кормить нечем. Наша знакомая очкастая тётя Мария недавно заходила с внуком Пашей погреть ему еду. Маленький крошечный худенький мальчик этот Паша. Даже ручки просвечиваются. Маму у Паши взяли на фронт, так как она медсестра. Папу тоже. Вот тётя Мария его и нянчит. Ей надо работать, поэтому Пашу она отдала в ясли. Но там холодно и голодно, а он слабый. Он не может там быть. Питание на Пашу тёте Марии дают на руки. Бабушка пытается дать внуку жидкого супа, но он не берёт и плачет слабо, тоскливо. Вчера Паша умер.
— Наша Томка, — говорит Игорь, — тоже слабая, мама говорит, хоть бы умерла. Какая из неё девка получится? А мне жалко.
— Если жалко, чего ты её в одной распашонке держишь?
— Так проще, — уверил нас Игорь, — не надо штаны сушить.
При нашем появлении Люська подползла к спинке кровати, свесила ноги. Томка мигом проснулась, как щенок, заскулила тонко и тоскливо. Люська тут же начинает ей помогать.
— Есть просят, — говорит Игорь. — Мать на работе. Ничего не оставила. Сейчас! Ещё не уварилось. Сейчас мяса дам!
При слове «мясо» девчонки заскулили ещё больше. Мы с нетерпением смотрим на плитку, на которой стоит чугунок, ждём.
— Ладно, ничего, съедобное! — Игорь вытаскивает из чугунка какие-то тощие косточки, на которых присохло немного волоконец, раздаёт кусочки. Что-то не совсем вкусно, хотя и хочется есть. Мясо тёмное, жёсткое и горьковатое.
— Без соли всегда так, — успокаивает нас Игорь. Девчонки, причмокивая, сосут птичьи ножки.
Потом уж, много дней спустя, узнали мы, что Игорь накормил нас воронами.
Вот и первый праздник после освобождения города от фашистов — Первое мая. Мама где-то раздобыла несколько ложек белой муки и сделала на олифе нежного хвороста. Олифу — варёное льняное масло — вообще-то не едят, так как при варке туда добавляют вредную окись свинца. На олифе разводят краски. Об этом я узнала потом в школе. Но другого масла у мамы не было. Хвороста получилась маленькая тарелочка.