Вернулся домой повзрослевшим, стал чаще задумываться. Потом окончил училище, был стеклодувом. После службы в армии сдал экзамены на дневное отделение журналистики. Сейчас работает корреспондентом на Дальнем Востоке.
— Пишет?
— Пишет, но редко. Видимо, прошлого стесняется, семья у него, две дочери. Одну назвал Тамарой в честь Тамары Николаевны. Много она сделала для становления Юры. Эх, если бы на каждого нашего находился бы человек с таким сердцем, как у Тамары Николаевны, как бы уютнее стало жить на свете нашим птенцам.
— Входите, Елена Владимировна, входите, голубушка. Поджидаю вас, поджидаю, чаёк заварила, сундучок заветный открыла, а вас всё нет.
— Простите меня, Мария Даниловна, мать Кузьминых приехала, пьяная. Пока с ней разбиралась, пока на ночлег устраивала.
— Я завтра с ней поговорю! — голос старой воспитательницы стал глухим. — Сколько лет глаз не показывала, явилась!
— Она в колонии срок отбывала, только освободилась.
— До чего допилась, мамаша-гуляша! — Мария Даниловна не на шутку разволновалась. — Горе детям от родительницы такой. Мальчишки-то узнали?
— Ромка, как про мать услышал, к воротам кинулся. А Володя насупился, сделал вид, что занят делом — постарше, матери стыдится.
— Бедные ребята, и с памятью у них плоховато, — уже спокойнее проговорила Мария Даниловна. — Смотреть на такого ребёнка больно. Силится он что-то запомнить, а не может. Не совсем вроде дебилёнок, а вроде того. Сердце кровью исходит. Горе-то ещё в том, Еленочка, что больного ребёнка не сразу распознаешь.
— Меня сейчас Валера Баскаков волнует. Мучаюсь с ним. Ботанику, географию до десяти часов учим. А как стихотворение зададут — семь потов с него и с меня. Школьная учительница меня упрекает: он у вас мало учит! Я доказываю, что учит, а она обратное! Второй год в школе работает. Ещё поработает, научится в детях разбираться! — сердито добавляет Елена.
— Ну и раскипятилась, как мой самовар! — старая воспитательница положила на плечо Елены широкую натруженную ладонь. — Научится, Еленочка, научится. Какие её годы.
— А списывать этот Валера, знаете, какой мастер? У него такая узкая специализация! — продолжала молодая учительница уже спокойнее. — Что диктант, что задание по математике, так через парту срисовывает. А Коле Смирнову русский язык не даётся. На странице сто ошибок делает. Напишет слово, и сам не прочтёт. Зато как играет! На любом инструменте. Очень музыкальный мальчик.
— Валеру я знаю, трудный случай. А для Коли бери текст попроще, подиктуй ему, выговаривая каждую букву. А вообще-то, надо их врачу по нервным болезням показать. Может быть и такое: особенная направленность работы головного мозга — либо гуманитарий, либо математик. Не у всех же всё серединка наполовинку. Бывают и такие дети.
— Спасибо, Мария Даниловна, мне очень полезно с вами общаться. А вам не кажется, что мы с вами вроде методического объединения, — засмеялась Елена Владимировна.
— Да, похоже на объединение двух воспитателей, или, как принято сейчас говорить, методическое наставничество в действии! — кряхтя, старая воспитательница извлекла из сундучка последнюю пачку фотографий. — Еленочка, это уже совсем близкое время. Архив папы Коли надо ещё просмотреть.
Сижу я здесь, голубушка, вечерами одна и думаю: вроде жила, вроде нет. Жизнь пролетела вдали от больших городов, пролетела, и не заметила как. А вот посидела над сундучком, словно по жизни прошлась. Побывала везде. Всколыхнули вы мою память, заставили вспомнить забытое. Оказывается, жизнь-то длинной была и не пустой. Спасибо вам.
— Что вы, Мария Даниловна, это вам спасибо! — торопливо заговорила молодая воспитательница. — Скоро ребячьи комиссии заработают, всех будем разыскивать. То-то в доме весело будет!
— Приедут! Не все, а приедут. Дожить бы, Еленочка Владимировна, до такого праздника.
Лагздынь Г. Р. Старые дневники и пожелтевшие фотографии : [для детей]. - Тверь : Твер. обл. тип., 2009. - 80 с. : ил.