— Почему «партизан»?
— Он в Гражданскую тут партизанил. Потом женился на дочке помещика.
— На твоей маме?
— На моей ма-мА! И дом наш — помещичий.
— А почему ты — оболтус? — спросил Сенька.
— А где тигр? — вспомнила я.
— Пошли. Вот здесь, — показал Терентий на окно с решетками. Мы прильнули к стеклу. В погребе на земле лежал полосатый тигр.
— И правда тигр! А чем вы его кормите?
— Да ничем, — ответил Терентий, — и совсем это не тигр. Тигр давно сдох. Это его шкура. Отец туда бросил. В ней много моли.
С вечерним поездом должен приехать папа. Папа всю неделю живёт в Ленинграде, работает на заводе, а на воскресенье приезжает на дачу. Из окна нашего дома хорошо видна дорога. Здесь у нас с братом наблюдательный пункт. Красное солнце ещё высоко висело над землей, когда вдалеке прогудел товарный. Значит, скоро придёт папа. Мы сидим у окна, смотрим на дорогу.
— Что это с дяденькой? — воскликнул Феликс.
Вдоль забора бежал мужчина, размахивая портфелем и отбиваясь от чего-то невидимого. Временами он бросался на землю и начинал кататься, беспомощно махая портфелем.
— А вон и папа! — крикнула я.
Отец тоже как-то странно прыгал, словно пытался ускользнуть от кого-то. Его большое крупное тело извивалось и дёргалось. Вот он подскочил к калитке, влетел в дом.
— Что с тобой?! — закричала мама. — Кто тебя так?
Следом за отцом в дом вбежал мужчина с портфелем.
— Помогите, я ничего не вижу! — сказал мужчина. Лицо у него запухло, сплошная красная подушка. И у отца левый глаз заплыл.
— Пчёлы! Целый рой налетел! Откуда только он взялся?
А взялся этот рой из улья дяди Коли. Старая пчелиная матка покидала свой дом, оставив его молодой хозяйке. Дядя Коля это прозевал, не успел старый рой изловить сеткой. Вот пчёлы и налетели на мужчин, и всё потому, что те несли сладости. На другой день и меня укусила пчела. Я, как сказали мальчишки, окривела. Сначала было больно и неловко смотреть одним глазом. Когда боль прошла и я привыкла, глаз открылся.
С утра пусто и уныло. Мама с Феликсом уехали к зубному врачу. Терентий с дядей Колей работает в саду. Сенька с Петькой куда-то исчезли. На улице жарко, ярко светит солнце, но мне скучно. В кармане у меня пять копеек на мороженое. Мороженое продают у вокзала. Я отправляюсь путешествовать. Заблудиться в деревне трудно. Одна главная улица, на которой мы живём. И ещё несколько боковых. Я храбро шагаю по дороге, сворачиваю в переулок, иду вдоль домов с красными клумбами. За огромным палисадником — церковь. В широко раскрытую тяжёлую дверь входит женщина. Я шмыгаю следом. В церкви прохладно, чем-то пахнет. Стены все разрисованы. Отовсюду на меня смотрят большие круглые глаза. Я запрокидываю голову и чуть не сталкиваюсь с дяденькой. Он в высоком колпаке, в блестящем фартуке. В руке на трёх цепочках висит чаша, из которой идёт дым. Дяденька что-то бормочет и размахивает дымящейся чашей. В испуге я прячусь за широкую юбку женщины. Потом смелею. Вот дяденька зашел за большой ящик, его никто не видит кроме меня, и плюнул.
— Это — поп? — шепчу я.
— Батюшка, — отвечает старая женщина.
— А почему он плюётся?
— Охальный он у нас, — тихо отвечает женщина.
— А что такое охальный?
Женщина молчит.
На середине церкви стоит деревянный ящик-гроб. Рядом с гробом, в чёрной накидке, цыганка. В гробу мальчик-цыганёнок, чуть постарше Терентия. Мне кажется, что мальчик просто спит. Я даже попробовала дёрнуть его за рукав.
— Нет, деточка, он не встанет, — печально говорит цыганка. — Он навечно уснул.
Я выбегаю из церкви на солнечный свет и несусь к вокзалу.
— Тётенька, мне цветов для мальчика. Он в церкви лежит. Вот деньги! — я протягиваю торговке пятак.
Старая женщина как-то странно смотрит и даёт мне целую охапку белых астр.
— Вот, возьми...
Из глаз старушки почему-то текут слёзы. Я бегу в церковь, молча кладу цветы на грудь цыганёнка. Женщина в чёрном крепко прижимает меня к себе.
— Пусть горе минует тебя, — шепчет цыганка, — будь счастлива, прощай.
Мне больше никуда не хочется идти. Я спешу домой к тёте Луше.
Генка — сын тёти Маруси. Все взрослые говорят, что Генка будет артистом. Живёт Генка в большой коммунальной квартире с огромной кухней и с задним выходом во двор. Раньше здесь жили буржуи. Теперь в одной комнате — Генка с матерью, в другой — дядя Федя с дочкой Катей. За углом длинного коридора комната бабы Мани-активистки и деда. Дальше — комната Фроси и её непутёвого мужа. Ещё дальше — Ангелины-Фифочки. Ангелина всегда говорит: «Геночка, ты так громко топаешь! Будто полк солдат по коридору марширует». А Генка, не зная, что Фифочке это не нравится, старается топать ещё сильнее. Полк есть полк.