Ветер затих. По малом времени и князь и архимандрит захрапели.
На заре проснулся князь Алексей Юрьич, говорит архимандриту:
— Надо мне, отче, на тот свет сбираться. Надо, как ты ни мудри. Только заснул я, Палецкий в овраге стоит и Пальма с ним, а в овраге жупель огненный, серой пахнет… Стоит Палецкий да меня к себе манит, сердце даже захолонуло…
— Что ж такое? — спросил архимандрит.
— Говорит: "подь сюда; сколь вору ни воровать, виселицы не миновать"… Ужаснулся я, отче, пот холодный прошиб меня, проснулся, а он воет, и Пальма воет… Нет, отче преподобный, вижу, что жить мне недолго; сегодня же князю Борису пишу, ехал бы в Заборье скорей, мать бы свою не оставил, отца бы предал честному погребенью… Шабаш охота!.. Поеду от тебя прямо домой — с женой проститься, долг христианский исполнить. Приезжай вечерком исповедать меня, причастить… На своих приезжай, мои-то кони в разгоне… Свадьбу сегодня у меня справляют. Устюшку-то замуж выдаю. Знаешь Устюшку-то мою? Маленькая такая, чернявенькая… ух, горячая девка какая!.. Так уж ты, отче святый, на своих приезжай, к непостыдной кончине готовить меня многогрешного…
— Слушаю, ваше сиятельство, слушаю, беспременно приеду, не премину, — говорит архимандрит. — А к княгине Марфе Петровне поезжайте, примиритесь с нею по-христиански: знаю ведь я, что вот уж шестой год как вы слова с ней не перемолвили… Замучилась она, бедная!
— Что княгиня?.. Баба!.. Бабе плеть…
— Эх, ваше сиятельство!.. Чем бы суевериям предаваться да сны растолковывать, лучше бы вам настоящим делом о смертном часе помыслить, укрощать бы себя помаленьку, с ближними бы мириться.
— Что мне с ними мириться-то!.. Обидел, что ли, я кого?.. Курица, и та на меня не пожалуется!.. А страшно, отче преподобие!.. Ох, голова ты моя, головушка!.. Разума напиталась, к чему-то приклонишься?.. В монахи пойду.
— Княгиню-то куда же?
— Ну ее к бесу! Мне бы свою-то только душу спасти… А она как знает себе, черт с ней.
— Ах, ваше сиятельство, ваше сиятельство!.. Что с вами делать? Не знаю, что и придумать.
— "Что делать? Что делать?.." — передразнил князь архимандрита. — Ишь какой недогадливый!.. Да долго ль, в самом деле, мне просить молитв у тебя?.. Свят ты человек пред господом, доходна твоя молитва до царя небесного? Помолись же обо мне, пожалуйста, сделай милость, помолись хорошенько, замоли грехи мои… Страшен ведь час-от смертный!.. К дьяволам бы во ад не попасть!.. Ух, как прискорбна душа!.. Спаси ее, отче святый, от огня негасимого…
И заплакал, и упал к ногам архимандрита… Ноги у него целует, говорить не может от душевного смирения, от сердечного умиления.
Вдруг за оградой гончие потянули по зрячему… Грянули рога на зверя на красного… Как вскочит князь!
— На-конь! — крикнул в окно зычным голосом.
И, кое-как одевшись, не простясь с архимандритом, метнулся на крыльцо и вскочил на лошадь…