— А сумеете? Транспортировать? — забеспокоился Ванюшкин.
— Должна суметь, — сказала Анна Павловна и мигнула Жданову. Тот мигнул ответно, потому что видел дома у Анны Павловны и ее конные фотографии, и призы, которые ее муж, тщеславный, как любой истинный мужчина, как-то вытащил, чтобы показать друзьям, пришедшим на именины Анны Павловны.
— Как сажать? — спросил Жданов, изготовившись схватить Анну Павловну за талию.
— Окстись, не так. — Она перекинула на спину коню повод, подобрала его, зажала левой рукой у холки, прихватив в кулак для крепости богатую гриву коня, правой рукой взялась за заднюю луку седла и согнула в колене левую ногу.
— Бери под коленку и рывком вверх.
Жданов так и сделал. Анна Павловна, уже в воздухе, отпустила правую руку, спружинила ею о переднюю луку, в то же самое время махом перебрасывая через спину рыжего правую ногу. И уселась.
— Есть! — сказала она, привычно, механически отстегивая замки путлищ, на которых висели стремена, и подтягивая их по длине своей ноги.
Она сделала это так быстро, что почти никто не заметил. Просто вот сидит человек на лошади, и даже со стороны видно, что все по нем и ему удобно.
Конь затанцевал, и Анна Павловна, взяв повод в левую руку, правой похлопала его по шее, обозначила ласку и похвалу. Рыжий успокоился, только что не улыбнулся: свезти пятьдесят семь килограммов Анны Павловны было ему раз плюнуть.
— Светлана, подай мой кепарик. И матерью тебя заклинаю — захвати мою фляжечку! Оставишь здесь — живой не будешь!
Точно-точно! Что-то у Анны Павловны к этой пресловутой фляжке было привязано важное.
— Подберете меня на дороге около конзавода, лады?
— С богом, — сказал размягченный Ванюшкин и только что не перекрестил верховую Анну Павловну. А та, потупившись и просчитав в уме направление, развернула лошадь и дала ей шенкеля.
Поехала она все-таки к дороге, потому что в последний раз на конном заводе была года четыре назад и в эту сторону верхом не выезжала.
Когда коллеги, сокрушенные ее подвигом, остались позади, Анна Павловна еще раз ласково погладила коня по матовой и шершавой от высохшего пота шее и сказала:
— Ну что, Ринг, здравствуй, коняга! Ты думаешь, я тебя не узнала? А ты меня?
Рыжий замотал головой и фыркнул.
— Ну то-то, — Анна Павловна была довольна. — Что, никак своего строителя опять в лужу сбросил? Неужели он все еще тебя мучает? — Анна Павловна вздохнула. Она хорошо помнила костлявого верзилу, какого-то большого начальника по строительству, от которого завод имел свой профит и поэтому безропотно предоставлял ему лошадь для езды. Хотя разве это была езда — одна профанация, только и всего. Мускулистый, цепкий строитель, силой, а не сноровкой державшийся в седле, вбил себе в голову, что ездить умеет. Его жертвой стал Ринг, который был красив и вынослив и, кроме того, неплохо выезжен, как очень немногие лошади на заводе. От них здесь требовалось совершенно другое умение.
Решив, что ездить умеет, строитель беспрестанно нарушал элементарные составные этого умения: галопом вылетал чуть ли не из денника, в то время как это надо было делать шагом и только шагом. Не знал, как высылать лошадь на определенное движение — каким поводом и каким шенкелем что делать, поэтому беспорядочно лупил ногами по бокам и колол шпорами, в результате чего Ринг перестал понимать команды, стал бояться повода и ездить знающему человеку на нем стало неприятно. Можно было бы все утраченное вернуть умной лошади, но визиты строителя страдали завидной регулярностью, и труд по восстановлению навыков становился сизифовым.
И когда Ринг в первый раз вернулся на конюшню хотя и весь в мыле, с болтающимися поводьями и хлещущими по пузу стременами, но в полном одиночестве — вся конюшня смеялась, смеялась радостно и злорадно.
Лошади очень памятливы. Они надолго, иногда на всю жизнь запоминают людей, с которыми им когда-либо приходилось иметь дело, запоминают их хорошие или дурные поступки и свою оценку этих поступков. Поэтому-то, работая с лошадью, наезднику нельзя оставлять свою команду невыполненной. Иначе конь запомнит, что можно словчить и не затруднять себя лишний раз, и начнет халтурить — именно на этой команде, на этом самом движении. Только настойчивость всадника создает таких лошадей, какими были наши знаменитости. Настойчивая ежедневная работа до пота — своего и лошадиного.
Анна Павловна ехала неторопливо по лощинке вдоль дороги, и мысли ее были ясные-ясные.