— Вот она, вот! Фляжку пожалел! А что жена уродуется целый день, незнамо чем запятая, так тебе все равно, — подвывала, раздеваясь, Анна Павловна. — Жена у тебя добытчица и пчелка трудовая, — продолжала кричать Анна Павловна во всю ивановскую, включая воду в ванной.
— Картошка-то хоть хорошая? — заглянул к ней Иван Васильевич, пока ручным душем она взбивала себе пену.
— Сказали, вкусная, рассыпчатая.
— Тогда ладно, живи. — Он взглянул на часы. — Учти, у тебя полтора часа времени. Постарайся принять цветущий вид.
— В чем я иду?
— Ты идешь в синем, там где подол в кружевах.
— Да у него вместо рукавов пелеринка!
— Так что из того?
— А куда я медальку повешу?
— Вот что, подруга, запомни, — Иван Васильевич стал загибать пальцы: — Ты мне сегодня не нужна ни как ученая, ни как бой-баба, ни как амазонка, ни как городская сумасшедшая, ни как рубаха-парень, ни как хулиганка, ни как девушка-клоун. От тебя сегодня требуется только одна твоя ипостась — красивая женщина. Причем недурно воспитанная…
К посольству подъехали минут за десять до назначенного срока. Здесь было уже автомобильное столпотворение, в котором умело и уверенно разбирались автоинспекторы. Машина Ивана Васильевича уперлась в хвост такой же черной и здоровой, которая уже подбиралась к подъезду.
— Давай здесь выскочим. Подумаешь, пройдем два шага, — предложила Анна Павловна.
Иван Васильевич вылез, протянул руку Анне Павловне, которая постаралась не выпасть кулем, а легко выскочить, как юная лань. И это у нее почти получилось. Иван Васильевич подставил ей локоток калачиком, она уцепилась, и они проследовали.
В это время шофер машины, стоящей впереди, открывал дверцу своему начальнику, который с трудом и медленно выбирался.
— Мой министр, — толкнула мужа в бок Анна Павловна.
— Приветствую вас, Сергей Петрович, — сказал, шаркнув ножкой по асфальту, Иван Васильевич, протянул руку скрюченному в проеме автомобиля старому полному министру и, как бы здороваясь, помог выбраться, вытянул его наружу. — Разрешите представить вам мою супругу.
— Очень приятно, очень приятно, — пропыхтел министр Анны Павловны, тряся ее за руку.
Компанией направились к сверкающим стеклами дверям, покланялись и поулыбались стоящим при входе чиновникам посольства, назначения которых Анна Павловна, с вечной своей необходимостью докопаться до сути, никак не могла понять. Вид у них, несмотря на профессиональную приветливость, был строговатый, но при этом приглашений они не проверяли, впускали всех подряд и только, как по команде, протягивали руки в сторону гардероба, указывая направление.
Может, для того и стояли?
Анна Павловна второпях дома за Иваном Васильевичем не проследила, и тот, конечно, опять умудрился не застегнуть пуговицы у плаща, заменив эту трудоемкую операцию тем, что просто на живую нитку затянулся поясом.
— Вань, ну ты опять, — шепнула Анна Павловна, легонько ткнув мужа в пузо.
— Зато раздеваться скоро, — нашел тот очередное объяснение. После чего накрепко прилип к зеркалу, восстанавливая прическу.
Вдохновленная примером, Анна Павловна покопалась в сумочке, но расчески не обнаружила. Не обнаружила она заодно и носового платка, сигарет, пудры, а нашла сиротливо лежащую зажигалку и бумажные билетики на все виды наземного пассажирского транспорта столицы. Однако в данной ситуации, Анна Павловна чувствовала, они ей не могли пригодиться.
Углядев в зеркало ее бесполезное ковыряние в сумочке и по опыту зная, что оно означает, Иван Васильевич укоризненно протянул ей свою расческу. Анна Павловна поскребла по макушке, хотя, в общем-то, этого не больно требовалось: голова была налачена.
— Все, пошли, — приказал Иван Васильевич, пропустив Анну Павловну вперед.
Предстояло самое тяжелое — проследовать мимо выстроившихся в цепочку посла, его супруги и первых лиц посольства, лучезарно улыбаясь и обмениваясь со всеми по очереди рукопожатиями.
Хозяев Анна Павловна, естественно, не знала. А если уже и жала им когда-то ладошки, то с прошлого раза успела забыть. Да и менялся этот народ достаточно часто. Иногда по внутренним причинам, иногда по внешним. А скорее всего, просто летело время. Все делалось в свой срок, да минуты и часы щелкали слишком быстро и незаметно. Одним словом, на приемах Анна Павловна вечно казалась себе непрошеным гостем, который хуже ордынца. Нежеланным гостем в чужом доме.
Но это было личное ее самоощущение, которым она не делилась даже с мужем. Что же касается остального народа, то он чувствовал себя вполне в своей тарелке.