О том, что жалоба сработала, Фомич догадался по тому, как нежданно-негаданно зашел однажды под вечер Пашка Воронин и, не разгибаясь в дверях, через порог сказал:
- Забери свой велосипед. Он в сельсовете стоит, в Свистунове.
- Я не имею права, - скромно ответил Фомич. - Кто его брал, тот пусть и приведет.
- Как же, приведут. На моркошкино заговенье. - Пашка хлопнул дверью и ушел.
- Ну, мать, теперь жди гостей повыше, - изрек глубокомысленный Фомич.
Через день пополудни они нагрянули. Один совсем молоденький, востроносый, простовато одетый - полушубок черной дубки, на ногах черные чесанки с калошами. На втором было темно-синее пальто с серым каракулевым воротником и такая же высокая - гоголем - шапка. И телом второй был из себя посолиднее, с белым мягким лицом, и смотрел уважительно. Вошли, вежливо поздоровались, сняли шапки, обмели у порога ноги и только потом прошли к столу.
- Вы писали жалобу? - спросил Фомича тот, что посолиднее.
- Не знаю, - Фомич выжидающе поглядывал на них.
Авдотья замерла возле печки с ухватом в руках - чугун с картошкой выдвигала, чтоб немного остыл к обеду.
- Мы представители обкома, - сказал младший.
- Не знаю, - Фомич и ухом не повел.
- А-а, понятно! - улыбнулся востроносый. - Федор Иванович, покажите ему бумаги.
Тот, что посолиднее, вынул из бокового кармана конверт с бумагами и протянул Фомичу. Живой взял конверт, проверил бумаги - все писано им, но ответил опять уклончиво:
- Не знаю... Кто такие будете?
- Да вы, товарищ Кузькин, воробей стреляный! - засмеялся опять востроносый. - Вот наши документы. - Он протянул Фомичу свое обкомовское удостоверение, за ним последовал и солидный.
Фомич, не торопясь, прочел удостоверения и только потом предложил сесть к столу.
Вошли ребята - сразу втроем - с сумками в руках и, не глядя, кто и что за столом, заголосили от порога:
- Мам, обедать!
- Да погодите вы, оглашенные. Не успели еще порог переступить. Как грачи. Не видите - люди за столом.
- Нет, нет, кормите! - быстро встал из-за стола молодой. - Мы посидим, подождем.
Фомич вынес из чулана лавку и усадил обкомовцев.
Авдотья налила чашку жидкого гречневого супа и поставила в алюминиевой тарелке очищенную, мелкую, как горох, картошку. Ребята бесцеремонно осматривали гостей и только потом проходили к столу. Ели они молча, дружно и быстро, как вперегонки играли. Вместо хлеба ели картошку, макали ее в соль и отправляли в рот. Опустошив алюминиевую тарелку, выхлебав чашку супа, они полезли на печь.
- А что ж вы им второе не подали? - спросил Авдотью солидный.
- Все тут было, - ответил Фомич. - В чашке, значит, первое, а в люменевой тарелке второе.
- Мам, а что было на второе? - спросил от порога меньшой Шурка.
- На второе кресты, - ответила Авдотья.
- Перекрестись, да на боковую. Так, что ли? - солидный с улыбкой смотрел на Фомича.
Фомич принял шутку:
- Да живот потуже подтяни.
- Кажется, вы уж и так на последнюю дырку затянулись, - сказал солидный.
- Есть еще запас, есть, - отшучивался Фомич, похлопывая себя по животу.
Солидный вопросительно поглядел на молодого, а тот, еле заметно подмигнув Фомичу, улыбаясь, сказал:
- А вы покажите-ка нам свои запасы. - И солидному: - Начнем с подпола, Федор Иванович.
- Да, конечно. Посмотреть надо. - Солидный встал и начал расстегиваться.
Фомич принял его тяжелое пальто и положил на кровать.
- Вы бы лучше повесили, - сказал солидный, с опаской поглядывая на кровать, на ветхое лоскутное одеяло.
- Да у нас на вешалке шоболья-то больше, - сказал Фомич. - Как хотите! Я повешу.
Но солидный, увидев на вешалке драную Фомичову фуфайку да обтрепанные ребячьи пиджаки, поспешно остановил его:
- Нет-нет. Пусть там лежит. Я ведь ни о чем таком не подумал.
Востроносый, растягивая во все лицо подвижные смешливые губы, похлопывал дружески хозяйку по плечу:
- Ничего, ничего. Уладится. - Свой полушубок он кинул рядом с пальто на койку. - Айда в подпол! - Он сам открыл половицы и первым же спрыгнул. - Посветить чего не найдется?
Фомич подал ему зажженную лампу.
- Ну как, Федор Иванович, спуститесь? - спрашивал он из подпола.
- Да, да. - На Федоре Ивановиче был хороший черный костюм и ботинки. Он осторожно оперся о половицы. - Да тут глубоко! Без парашюта не обойдешься. А ну-ка мне точку опоры!
- Сейчас табуретку поставлю. - Фомич подал им табуретку.
Федор Иванович спустился в подпол, и они с минуту оглядывали небольшую кучу мелкой картошки.
- Это что у вас, расходная картошка? - спросил Федор Иванович.
- Вся тут, - ответил Фомич.
Они молча вылезли.
- Кладовая у вас есть?
- Нет.
- Это что ж, весь запас продуктов? - Федор Иванович ткнул рукой вниз.
- Вон еще кадка с капустой в сенях стоит.
Они вышли в сени.
- Как же вы живете? - спросил Федор Иванович растерянно.
- Вот так и живем, - ответил Фомич.
- Я же говорил вам - типичный перегиб, - сказал востроносый. - Мотяковщина!
Федор Иванович как-то посерел, и лицо его вроде бы вытянулось. Не сказав ни слова, он возвратился в избу, быстро оделся и попрощался с хозяйкой, глядя себе под ноги:
- Извините за беспокойство. Постараемся помочь. А вы пройдемте с нами, - сказал он Фомичу.
Возле бригадировой избы стоял "газик".
- Садитесь! - Федор Иванович пропустил Фомича на заднее сиденье вместе с востроносым и приказал шоферу: - Посигналь!
На звук сигнала выбежал из дому Пашка Воронин. Федор Иванович кивнул ему:
- Садитесь...
Пашка влез тоже на заднее сиденье, притиснулся к Фомичу, и поехали. Свернули в Свистуново. Остановились возле правления.
- Пошли! - Федор Иванович вошел первым.
В правлении Гузенкова не оказалось. Лысый Корнеич высунулся из дверей бухгалтерии и сказал услужливо:
- Посидите! Я сбегаю за Гузенковым. Мигом обернусь.
- Не надо! - остановил его Федор Иванович. - Вы кто здесь?
- Счетовод.
- И отлично! Вам Кузькин знаком?
- Так точно! - по-военному ответил Корнеич.
- Завтра Кузькину лошадь выделите. Он в райком поедет.
Корнеич передернул усами и с недоумением глядел то на приезжего начальника, то на стоявшего за ним Пашку Воронина. Наконец осторожно возразил:
- Я, конечно дело, передам Михаил Михайлычу. Только это, товарищ начальник, лодырь. - И поспешил добавить: - Правление, значит, определило его таким способом.
- А это что? - Федор Иванович показал справку. - Кто ее выдавал? Правление?
Корнеич только глянул и рявкнул:
- Так точно! Я то есть. Но, позвольте сказать, товарищ начальник, эту справку он взял обманом.
- Как обманом?
- Он у меня выпросил ее для райсобеса.
- Это не важно, для кого. Верно, что он выработал столько трудодней?
- Это уж точно! - Корнеич по-прежнему стоял навытяжку, и его тяжелые, в крупных синих жилах кулаки доставали почти до колен.
- Так вот, завтра же дать Кузькину лошадь. А вы приезжайте в райком к девяти часам, - обернулся он к Фомичу.
- Товарищ начальник, я лучше пешком пойду, - сказал Фомич.
- Почему?
- Боюсь, замерзну в дороге-то. Мороз вон какой. А моя одежка что твои кружева - спереди дунет, сзади вылетит.
- Хорошо. Дайте ему с подводой и тулуп, - сказал Федор Иванович.
- Сделаем! - рявкнул Корнеич.
- А вы, - обернулся Федор Иванович к Пашке Воронину, - сегодня же возвратите Кузькину велосипед. Он у вас где хранится?
- В сельсовете.
- Вот так. - Федор Иванович, не прощаясь, вышел из правления.
Фомич выбежал за ним.
- Садитесь! - сказал Фомичу Федор Иванович. - Подвезем вас до дому. Да смотрите, завтра вовремя приезжайте. И непременно на лошади.
А поздно вечером Пашка Воронин привел велосипед; он оставил машину на крыльце и постучал в окно. Когда Фомич вышел, его и след простыл.
9